Под знаменем Льва

Закончив, Квесадо скатал папирус и ловко запихнул его в медную трубку длиной не больше мизинца. Потом встал из-за стола, открыл стоявшую у стены клетку и достал сонного голубя. Трубку он привязал к лапе птицы, отодвинул штору, поднял раму и подбросил голубя. Крылатый вестник, сделав круг, исчез в темноте над бухтой, а Квесадо наконец позволил себе улыбнуться.

Девять дней спустя в далекой Тарантии канцлер Вибиус Латро получил от королевского голубятника медную трубочку. Осторожно достал он папирус, развернул и, подойдя поближе к окну, прочитал:

«В Мессантию с небольшой группой людей прибыл граф Пуантенский. К.».

* * *

Когда рок нависает над королевством, о падении древних династий и могучих тронов предупреждают различные знамения. Не нужно даже обладать знаниями Зуландры Тху, чтобы увидеть: Дом Нумедидеса на краю гибели. И знаки неизбежного крушения видны повсюду.

Вести из Мессантии неслись на север. Их доставляли копейщики, лучники, меченосцы, прежние соратники Конана, люди, сражавшиеся бок о бок с киммерийцем в битве при Велитриуме. Причем кое-кто знавал Конана и по более отдаленным временам Большой Битвы, когда свирепому варвару удалось сломать боевые порядки пиктов… Это была старая гвардия, не забывавшая своего командира. Ветеранов поддерживали и воины помоложе, уставшие от службы у венценосного маньяка, пренебрегшего покоем и процветанием государства ради извращенных прихотей и безумной мечты о бессмертии.

За те несколько месяцев, что Конан пробыл в Мессантии, многие из воинов — кто выйдя в отставку, кто попросту сбежав со службы — направились на юг, в Аргос. Вместе с ними по тайным тропам двигались в ту же сторону оборванцы и бродяги из Пуантена, Боссонии, северного Гандерланда, кордавские бандиты, обедневшие тарантийские рыцари, а также искатели приключений всех мастей.

— А эти откуда взялись? — изумлялся Публий, стоя вместе с киммерийцем возле большого шатра, при виде группы потрепанных всадников, въехавших в лагерь. Лошади под седоками тощие, сбруя драная, доспехи у воинов ржавые. Всадники все сплошь заляпаны грязью. Кое-кто даже ранен.

— Ваш бедолага-король нажил себе немало врагов, — ухмыльнулся Конан. — Мне все время докладывают о прибытии то каких-нибудь рыцарей, которых он лишил земель, то аристократов, над женами или дочерьми которых он надругался, то о торговцах, у которых он отнял товары, то о простых работягах, восставших против спятившего монарха. А эти парни объявлены Нумедидесом вне закона за подстрекательство.

— Тиран сам обрек себя на гибель, — проговорил Публий. — Сколько же у нас теперь людей?

— Вчера перевалило за десять тысяч.

Публий присвистнул:

— Ну и ну! Надо прекратить набор, пока еще есть деньги. Сколько бы ты ни добыл сокровищ, все растает, как весенний снег, если мы наймем солдат больше, чем позволит карман.

Киммериец потрепал собеседника по плечу:

— Придется тебе, казначей, постараться, чтоб никто из ястребов не остался голодным. А я сегодня пытался выпросить у короля Милона разрешение расширить лагерь. Но он только пыхтел от злости! И людей наших, дескать, в Мессантии слишком много, и в городе из-за них все кувырком, и цены поднялись, и мордобития стали чаще. Поэтому, говорит, придется нам перебираться куда-нибудь либо выметаться вон из Аргоса.

Публий нахмурился:

— Пока идут учения, необходимо держаться поближе и к морю, и к городу. Ты ведь гоняешь парней до седьмого пота. А накормить десять тысяч глоток — нешуточное дело.

Конан пожал плечами:

— Ничего не поделаешь. Завтра мы с Троцеро отправимся подыскивать новое место для лагеря. Зато следующее полнолуние встретим уже по дороге в Аквилонию.

— Это еще кто такой! — неожиданно воскликнул Публий, указывая на солдата, который отдыхал после утренних учений и подошел слишком близко к шатру командующего. Парень этот, видно, перебрал пива: колени у него подгибались, и он, споткнувшись о случайный камень, едва не свалился. Заметив недалеко от себя Публия и Конана, солдат сдернул с головы мятую шапчонку, поклонился — да так низко, что чуть не опрокинулся, — выпрямился и поковылял обратно.

Киммериец сказал:

— Это зингарец. Пришел несколько дней назад. Настоящего бойца из него не выйдет — чересчур уж тихоня. Хотя фехтует неплохо, прекрасный наездник, а ножом владеет, как мало кто. Так что Просперо велел ему оставаться. Зовут его… кажется, Квесадо.

— Ты у нас просто как магнит — тянешь к себе всех головорезов, — хмыкнул Публий.

— Я хочу выиграть войну, — ответствовал на это киммериец. — Раньше, угодив в какую-нибудь передрягу, я мог свалить куда подальше, где обо мне и слыхом не слыхивали. Теперь такой фокус не пройдет. Слишком многие знают меня…

— Что ж, нам только лучше, — улыбнулся Публий, — если у нас вожаки до того знамениты, что сбежать у них нет никакой возможности.