Под знаком Σ

— В прошлой жизни латынь была только одна — старый мёртвый язык учёных, медикусов и жрецов. Она дала начало многим языкам Европы, но главным её наследником стал итальянский язык, наиболее близкий к нашей низкой латыни, а его я не знал. Но ничего, выучился довольно быстро.

— Каков парадокс, — глухо протянул биопровидец, продолжая изучать показания своих химер, — слабое неразвитое тело мешало тебе пользоваться прежними умениями, но слабый неразвитый мозг не мешал владеть высокой латынью. Кхам-м! Странно, не находишь, образец номер три?

— Жить вторую жизнь следом за первой вообще странно, если ты не верил в Будду, — согласился Гай. — Но для меня это второй шанс, и я не намерен тратить его на раскопки истины.

— Об этом я уже слышал. Ты избрал для себя философию гедонизма, образец номер три?

— Скорее, я обычный эпикуреец по натуре.

— И от каких же трудов ты так устал в прошлой жизни? Небось, был рабом у жестоких хозяев?

— А вот и не угадал. Я, как и большинство тех, кто любит повспоминать прошлую жизнь, был великим человеком, цезарем, а не золотарём.

— Почему-то в душе я это подозревал, кха-кха-кха!

Гай поддержал это подобие смеха своим звонким голоском.

— Тебе разрешено говорить, а не смеяться, воксилентии не любят эту частоту колебаний.

Ирука изогнулась и что-то зашептала туда, где у её отца, вероятно, находится ухо.

— У меня уже достаточно информации, но если тебе так интересно, то… Ирука хочет больше узнать о твоей, кхах, прошлой жизни.

— Польщён! Но сто шестьдесят лет просто так не перескажешь.

— Хм, сто шестьдесят лет? Неплохо, неплохо. Ладно, этот этап исследований завершён.

Авгур издал мелодичный птичий свист, — карлики бросились снимать цикад, а сам он аккуратно стянул с двуцветной головы осьминога. В это же время Ирука приблизила своё лицо к лицу Гая, внимательно посмотрела ему в глаза.

— Видимо, она настаивает. Моя дочь создана для приёма, обработки и выдачи информации, ты смог её заинтересовать.

— А… Компьютер! Вот, как мы называли таких как Ирука в прошлой жизни. Только они не были живыми существами и не могли думать сами, только принимали, обрабатывали и выдавали информацию. Скорее, как меканимусы, но без живой составляющей.

— Ничто не может мыслить, не обладая священным сосудом разума, — головным мозгом, — категорично заявил авгур. — Иное есть текноересь проклятого времени…

— Знаю, знаю, ferox intellectus[10], нам это преподавали. Но ты даже не представляешь, как далеко способна пойти меканика, если ей не мешает биотек. Великие вычислительные макины — не предел.

— Кхра-кхрумн-н… А что же тогда предел?

Гаю послышалась ревность в голосе авгура, его улыбка стала тонкой и жестокой:

— Мы создали макины, которые доставили колонистов на луну, а потом создали другие макины, которыми построили под лунной поверхностью города. А вы ещё даже небо нормально покорить не смогли, но зато можете переделывать своих детей в гигантских многоножек. Я поаплодировал бы, но… не знаю, не придумал. Просто не хочется.

Внимательный взгляд Ируки перебегает с Гая на Аврелия и обратно, хриплое дыхание доносится из-под маски, всё живое в лаборатории замерло, даже самые бездумные химеры притихли в своих стеклянных камерах, ощущая угрозу. Скрытый напрягся в темноте за глазами.

— Что ж, кхм-м-м, — наконец произнёс биопровидец, — судя по показаниям, ты веришь в свои слова, образец номер три. У детей такая богатая фантазия…

— Но имена иудейских апостолов я знаю, и ты не спросил, откуд…

— Довольно. Я должен завершить обследования и представить отчёт великолепному Лакону не позже шести часов по полудни, встань, проверим тебя на переносимость нагрузок.

За следующие два часа Гай прошёл через ряд физических упражнений, во время которых к его телу крепились разные химеры. Авгура интересовала работа дыхательной и кровеносной системы, болевой порог, скорость выработки молочной кислоты, качество мышц, процент жира, время, которое он мог провести под водой и подвешенным вниз головой, состояние внутренних органов. К моменту, когда Аврелий из Скопелоса наконец-то отпустил Гая, тому сильно надоело прыгать дрессированной обезьянкой, но хуже всего оказалось напутствие:

— До вечера ничего не ешь, пей воду.

— Да сколько можно-то?!

— И вот это возьми.

Довесок подошёл к мальчику с блюдцем в руках, на блюдце поблёскивает металлом нечто, похожее на пилюлю.

— Чего это?

— Слабительное, быстрое и беспощадное. До темноты тебе нужно избавиться от остатков вчерашнего пиршества, очистить организм.

— Уэ-э-э… — скорчил рожицу Гай, но странную пилюлю взял.

— Ах, да, не прикасайся ни к кому до завтрашнего дня.

— Это почему это?

— Некоторые препараты, которые я ввёл тебе в кровь перед тем, как положить вон в тот прибор… кхм-кхм… как бы объяснить…

— А! Ты имеешь в виду контраст? Хорошо, понял.

Поняв, что смог удивить биопровидца, Гай с довольной ухмылкой убрался из лаборатории.