Под знаком незаконнорожденных

— Прежде всего, я зачитаю коротенький меморандум, — если угодно, манифест, — который должен быть представлен правительству и должным порядком опубликован… и здесь возникает второй вопрос, который мне бы хотелось поднять, вопрос, о сути которого некоторые из вас уже догадались. Здесь среди нас присутствует человек… великий человек, позвольте добавить, по замечательному совпадению бывший в прошлом однокашником другого великого человека, человека, который возглавляет наше государство. Какими бы ни были наши политические убеждения, — а я за свою долгую жизнь разделил большинство из них, — нельзя отрицать того факта, что Правительство — это Правительство, и как таковое оно не может сносить бестактных проявлений неспровоцированной неприязни, а равно и безразличия. То, что представлялось нам пустяком, не более, снежным комом преходящих политических верований, не способным всерьез претвориться в плоть, приобрело грозные размеры, став пылающим знаменем, пока мы блаженно дремали под защитой наших обширных библиотек и дорогостоящих лабораторий. Ныне мы пробудились. Я готов допустить, что пробуждение было суровым, но быть может, в этом повинен не только горнист. Я верю, что деликатная задача облечения в слово этого… этого, который был подготовлен… этого исторического документа, который мы все поспешим подписать, решалась с глубоким чувством огромной ответственности, которую представляет собой эта задача. Я верю также, что Адам Круг вспомнит счастливые школьные годы и лично вручит этот документ Правителю, который, я в этом уверен, по достоинству оценит визит любимого и всемирно известного школьного товарища по прежним играм и, таким образом, с большим участием, чем если бы нам не было даровано это чудесное совпадение, отнесется к нашему плачевному положению и к нашей благой решимости. Адам Круг, готовы ли вы спасти нас?

Слезы стояли в глазах старика, голос его дрожал, когда он произносил этот волнующий призыв. Бумажный листок легко соскользнул со стола и тихо осел на зеленые розы ковра. Д-р Александер бесшумно приблизился и водворил его обратно на стол. Орлик, старый зоолог, открыл лежавшую рядом книжечку, это была пустая коробочка с единственной розовой мятной конфеткой на дне.

— Вы жертва сентиментального заблуждения, мой дорогой Азуреус, — сказал Круг. — Все, что мы с Жабой лелеем в качестве en fait de souvenirs d'enfance,[21] это бывшая у меня привычка сидеть на его физиономии.

Раздался внезапный удар, деревом по дереву. Зоолог поднял взгляд, одновременно с неоправданной силой опустив Buxum biblioformis[22]. Затем наступила тишина. Д-р Азуреус медленно осел и сказал изменившимся голосом:

— Я не вполне вас понял, профессор. Я не знаю, кто эта… к кому относится употребленное вами слово или прозвище и… что вы имели в виду, упомянув эту своеобразную забаву, — какую-то ребячью возню, вероятно… лоун-теннис или что-нибудь в этом роде.

— Это у него кличка такая была — Жаба, — сообщил Круг. Весьма сомнительно также, следует ли называть ту забаву лоун-теннисом — или даже чехардой, уж коли на то пошло. Он бы ее так не назвал. Боюсь, я был порядочным хулиганом, обыкновенно я валил его подножкой и усаживался ему на физиономию — лечение покоем, так сказать.

— Прошу вас, дорогой Круг, прошу вас, — произнес президент, содрогаясь. — Все это крайне сомнительно по вкусу. Вы были тогда мальчишками, школьниками, а мальчишки — всегда мальчишки, и я уверен, у вас отыщется множество общих радостных воспоминаний — обсужденье уроков или великих планов на будущее, мальчики это любят —

— Я сидел на его лице, — невозмутимо отметил Круг, — каждый божий день на протяжение пяти школьных лет, что составляет, насколько я понимаю, около тысячи отсидок.

Одни разглядывали свои ноги, другие — руки, третьи, опять же, очень увлеклись папиросами. Зоолог, проявив кратковременный интерес к происходящему, вернулся к только что обнаруженной им книжной полке. Д-р Александер невежливо избегал егозливых глаз старика Азуреуса, который, как видно, искал помощи именно с этой, неожиданной стороны.

— Подробности ритуала, — продолжил Круг, но его прервало звяканье коровьего колокольчика, швейцарской безделицы, найденной на бюро отчаянной рукой старика.

— Все это совершенно неуместно, — выкрикнул президент. Дорогой коллега, я просто вынужден призвать вас к порядку. Мы уклонились от главной —

— Но помилуйте, — сказал Круг, — я ведь не сказал ничего ужасного, не так ли? Я и на миг не предположил, что теперешняя физиономия Жабы по-прежнему хранит, спустя двадцать пять лет, бессмертный отпечаток моего веса. В те дни я был хоть и потоньше, чем нынче —

Президент съехал со стула и прямо-таки побежал в сторону Круга.

— Я вспомнил, — произнес он прерывистым голосом, — кое-что, о чем желал побеседовать с вами — весьма важное — sub rosa[23] — не будете ли вы добры на минуту пройти со мной в соседнюю комнату?

— Ладно, — сказал Круг, тяжело поднимаясь из кресла.