Под знаком мантикоры

— Я не уверена, что твоя затея пройдет гладко, — произнесла Рийна, когда Фернан закончил рассказ. — Клирики будут в ярости. И это еще мягко сказано. Проводить подобные ритуалы, да еще в собственном доме. Ты уверен, что это нужно?

— Да.

Ламия на мгновение прикрыла глаза. Вздохнула:

— Хорошо. Давайте сделаем это, сеньор. И пусть отцы-дознаватели горят синим пламенем!

Он ничего не сказал ей в ответ. Просто обнял.

Весь путь до дома старого профессора пришлось проделать в одиночестве. Рийну Фернан брать не хотел, шут был все еще нездоров, к тому же пьян, а Абоми занялся поиском нужных ингредиентов и изготовлением зелья.

Городской магистрат позаботился о том, чтобы центральные улицы города оказались ярко освещенными, а стража не сидела в караулках. Бравые служаки бродили с арбалетами и алебардами, смотрели грозно, но толку-то? Все, что должно произойти, — произойдет. Даже славные горожане Эскарины начали сбиваться в кучки и доставать с чердаков дедовское оружие. Город — стог сухого сена. И факел уже брошен. Теперь все зависит от того, сколь меток был бросок и захочет ли Церковь поймать пламя. Сейчас только власть клириков способна остановить кровопролитие, но святые отцы что-то не торопятся…

Скрытая под плащом кираса уверенности в безопасности ночной прогулки не придавала. Но все опасения маркиза оказались напрасны, до площади Трех торговых улиц он добрался без приключений. Во дворе дома Гартэ было темно, но в одном из окон горел свет. Фернан подвел Снежную к воротам.

— Доброй ночи, сеньор. Мы не ожидали вас так скоро.

— Я нетерпелив, Алмано. Все в порядке? — Он постарался, чтобы в голосе не слышалось напряжения — вполне понятная реакция на человека, вдруг появившегося из темноты.

Командир гвардейцев молодец. Расставил своих ребят по двору и факелы запретил зажигать.

— Да. Старикан никуда не выходил, все время сидел в доме. Тихий. Два часа назад я его проверил. Роется в книгах.

— Отлично, смотрите в оба, я скоро приду.

Фернан отдал поводья Снежной вынырнувшему из темноты гвардейцу, прошел к дому, толкнул незапертую дверь.

— Мастер Гартэ!

Тишина.

— Вечно он увлекается… от книг не оттащишь, — пробормотал Фернан. — Гартэ! Это я! Вы здесь?

Нет ответа.

Он прошел через первую, полутемную комнату. Здесь в прошлый раз его принимал профессор. Свет лился из-за полуоткрытой двери. Там находился рабочий кабинет старика.

— Глухой пень, — с досадой произнес «василиск» и вошел в помещение.

Чтобы оценить ситуацию, ему потребовалась ровно секунда.

— Проклятье! Алмано! Алмано!

Он подлетел к висящему в петле старику, обхватил его за ноги и приподнял. На улице послышался топот, и в дом с оружием наперевес влетели встревоженные гвардейцы.

— Не стойте! Помогите его снять! Бумаги! Бумаги сапогами не затопчите!

Алмано, как самый расторопный, схватил стопку листов, его товарищ подвинул стол, вскочил на него и перерезал веревку. Кто-то из гвардейцев подхватил Гартэ под мышки и не дал тому упасть.

— Опускаем! Осторожно!

— Поздно что-то делать, сеньор. Он давно уже мертв.

Это действительно было так. Огромный кровоподтек от врезавшейся в шею веревки, вытаращенные глаза, синюшное лицо и вывалившийся язык. Нечего и думать, чтобы вернуть профессора к жизни. Они опоздали как минимум на час.

Сеньор де Суоза вновь выругался.

— Подождите во дворе.

Гвардейцы вышли, но их командир виновато топтался у порога.

— Сеньор… Сеньор, я не знаю, как это могло случиться! Никто не проходил мимо нас. Это точно. Ни один убийца не может двигаться столь незаметно.

— Не волнуйся. Твои ребята ни в чем не виноваты. Здесь не было никаких убийц. Старик покончил с собой.

— Валаи! Но почему?!

— Он всегда был сумасшедшим, — соврал маркиз. — Не наша вина, что именно сегодня Гартэ решил отправиться в мир иной. Оставь бумаги и можешь идти. Как только я разберусь с делами, мы вернемся домой.

Фернан еще раз осмотрел тело. Безнадежно.

Не возникало никаких сомнений, что профессор распрощался с жизнью из-за содержимого проклятых листов. Чего так испугался Гартэ, раз решил, что единственный выход из создавшейся ситуации — смерть?

«…Я стоял прямо под окном и все прекрасно слышал. Они искали бумаги. А один, тот, который с таким мерзким хриплым голосом… он сказал, что устои Церкви зависят от того, найдут они эти бумаги или нет. А еще этот де Лерро обвинил другого, что это из-за его некомп… некомпи… тентности. Вот так прямо и сказал…»

Слова Вето пришлись очень кстати. О чем более полутора тысяч лет написал в своих дневниках Великомученик Себастьян, если даже спустя столько времени эти знания могли привести к разрушению всех церковных догматов?