Известие о том, что случилось в Аграме, в этом глубоко провинциальном с точки зрения венгерских политиков городе, у многих посрывало крыши и заставило яростно бурлить скудное содержимое их голов. Бунт монарха против части своих подданных – явление в истории не то чтобы невозможное, но чрезвычайно редкое. И тут новый король, даже не успев короноваться в Будапеште, учиняет такое, что не умещается у этих почтенных господ в сознании.
– Это возмутительно, господа! – с чувством произнес министр по делам Хорватии Геза Есипович. – Меня выставили из Аграма, как нежелательного иностранца. Надев хорватскую корону, Франц Фердинанд провозгласил Хорватию равновеликой частью империи – наравне с Австрией, Богемией и Венгрией…
– Мы все это знаем, – ответил премьер-министр Шандор Векерле, – читали в газетах…
– Особенно неприемлемо сербо-хорватское территориальное размежевание, затеянное новым монархом без нашего согласия! – выкрикнул министр внутренних дел Дьюла Андраши-младший. – Как этот Франц Фердинанд смеет менять или дарить венгерские земли, в то время как он даже не коронован в Будапеште. Я думаю, что так же, как и во времена моего великого отца, мы должны отказать в подчинении верховной власти и потребовать соблюдения своих прав.
– Мы, разумеется, можем поднять мятеж против такого неудобного для нас короля, – криво усмехнулся министр помимо короля (
– Откуда вам это известно, господин Зичи, тоже из Берлина? – спросил Дьюла Андраши-младший.
– Нет, из Аграма, – ответил тот. – Франц Фердинанд прислал в наше ведомство телеграмму, в которой потребовал от венгерского правительства покориться его воле и признать установленное им положение дел. Иначе нам же будет хуже.
– Господа, – сказал министр гонведа генерал-лейтенант Лайош Екельфалушши, – должен напомнить вам о том, что в Сербии, совсем неподалеку от эпицентра событий, в полной боевой готовности находятся три лучших русских корпуса, а также вся отмобилизованная сербская армии, которую никто и не думал распускать по домам после разгрома турок. Если мы устроим мятеж против нашего законного повелителя, то Франц Фердинанд сможет обратиться за помощью к сербам и русским, раз уж раздел Империи был их затеей.
– Вы трусите, господин Екельфалушши? – воскликнул спросил Дьюла Андраши-младший. – Неужели свобода венгерского народа не стоит того, чтобы идти за нее на бой?!
Получилось это у министра внутренних дел так напыщенно-неестественно, что премьер-министр Шандор Векерле посмотрел на него с усталым удивлением. «Какого-какого народа, господин Андраши? – будто спрашивал он. – Ведь вам наплевать как на простонародье, так и на мелких буржуа – единственное, что вас интересует, это неограниченная власть».
Но военный министр принял все за чистую монету.
– Я не трус, господин Андраши, – выкрикнул он в запале, – и если это потребуется ради блага Венгрии, готов воевать с кем угодно, хоть против всего мира.
– Воевать придется, – сказал министр помимо короля Алдар Зичи, – нам брошен вызов, не принять который мы не можем. Явленный нам акт королевского самоуправства, помимо всего прочего, является бунтом хорватского общества против законной венгерской власти.
– Я слышал, – сказал Дьюла Андраши-младший, – что совсем недавно на Франца Фердинанда имело место покушение, окончившееся неудачей только по досадной случайности. Быть может, стоит повторить попытку, только с большими шансами на успех, потому что за дело возьмутся настоящие специалисты, а не безумные от рождения сербские патриоты?
– О, нет, только не в Аграме! – вскричал Геза Ёсипович. – Все круги хорватского общества восприняли коронацию и последующие действия Франца Фердинанда с полным восторгом. Мадьяризация хорватских железных дорог была последней каплей, переполнившей чашу гнева тамошнего общества. Нового короля и, самое главное, королеву-славянку тамошние люди готовы носить на руках. Если в Белграде эти двое были чужаками, которых не любят, а только терпят, то в Аграме каждый готов прикрыть их своим телом.