Под знаком кометы

– Не могу я быть серьезным, когда гляжу на эту демократическую французскую образину, – проворчал Эдуард Седьмой. – С нами, королями, все понятно: власть от Бога и все такое. Или ты делаешь свое королевское дело как следует, или случается революция, и тебе отрубают голову, как Карлу Первому или Людовику Шестнадцатому. И все – добро пожаловать в историю! Этот холодок на шее и отвращает монархов от очевидных глупостей и безумств. Отставки с пенсией и мундиром с монаршей должности пока что удостоился только один человек, и то исключительно в силу того, что операцию рокировки проводили весьма умные и добрые люди – Христос в той компании пожал бы руку всем и каждому. Теперь перейдем к так называемым демократическим политикам. Я бы понимал, если бы по этой стезе шли люди успешные, победители в войнах, талантливые дипломаты и администраторы, лучшие из лучших, представляющие свои народы. Но нет, как раз таких талантливых и ярких людей демократическая система не терпит, ведь каждый из них может стать настолько успешным и популярным, что мадам История, не задумываясь, возложит на его голову королевский венец. Поэтому республиками обычно управляет серенькое говнецо, ничуть не выбивающееся над уровнем среднего обывателя, и только в годы тяжелых потрясений перепуганные господа депутаты готовы отдать власть новым Наполеонам. Вы думаете, о чем это я? Да только о том, что отношение к говнецу должно быть соответствующим. Его дело – лежать в своей выгребной яме и не вонять за ее пределами, потому что в противном случае им займутся ассенизаторы. Если после всех «подвигов» месье Клемансо и попытки обратиться за поддержкой к враждебной нам державе Франция хочет сохранить свое членство в Брестском альянсе, то ее права следует радикально урезать. Отныне она не самостоятельный член, а государство, чьи метрополия и колонии находятся под нашей общей защитой. Никакой армии, за исключением жандармско-полицейских сил, флота и внешнеполитической художественной самодеятельности, у нее быть не должно. Зачем ей все это, если на нее никто не собирается нападать? Пересмотрено это положение может быть только в том случае, если во Франции утвердится ответственная монархия хотя бы такого же дуалистического толка, как и в Британии. А так можно отрубить головы всем французским парламентариям, но новый состав Национального Собрания, избранный по тем же законам, будет точно таким же, как и прежний. Изменить это положение можно только тщательной селекцией и прополкой избираемого человеческого материала, но это дело десятилетий, если не столетий, а жить надо прямо сейчас. Поэтому сделать следует так, как я уже сказал.

– Поддерживаю, – сказала императрица Ольга, которая через долгую беседу с кузиной Викторией и внушила британскому королю столь позитивную программу. – При этом высвободившиеся от содержания вооруженных сил и бездельников-дипломатов средства следует направить на благоустройство ваше Милой Франции, прокладку дорог, постройку школ и больниц и прямую поддержку беднейших слоев населения. Строить, скажу я вам, это лучше, чем воевать. А ты что скажешь, дядюшка Вилли?

– Если Франция не будет угрожать Германии реваншем, – подкрутил ус кайзер Вильгельм, – то и Германия не будет относиться к Франции как к врагу, которого неизбежно придется втоптать в землю. Более того, если в мире обозначится какая-нибудь угроза для лягушатников, ха-ха-ха, то мы, оберегая мирный сон французских буржуа, будем готовы выступить на защиту общеевропейских интересов конно, людно и оружно. Только у меня есть еще одно условие. Во Франции должна быть полностью разрешена пропаганда традиционных ценностей, а все это ваше «свобода, равенство, братство и любовь без обязательств» должно пребывать под жестоким, но негласным запретом. В противном случае Господь выберет камень потяжелее и шарахнет по вашему Парижу с такой ненавистью, что на фоне получившегося фейерверка померкнет гибель Помпеи.

– Дядя Вилли! – с укоризной воскликнула императрица Ольга. – Не пугайте страусов – пол бетонный…

– Ах да, Хельга… – пробормотал кайзер Вильгельм, – виноват, исправлюсь. Впрочем, ничего иного к своей речи я добавить не могу, а потому умолкаю.

– Итак, месье Бриан, – после некоторой паузы произнесла русская императрица, – надеюсь, вы поняли наши условия продолжения вашего существования? Если вы с нами согласны, то так прямо и скажите, и тогда мы перейдем к праздничному банкету. Если же нет, то поезжайте в свой Париж и ждите там окончательного решения французского вопроса. Нацию вашу мы истреблять не будем, это совершенно исключено, а вот государство зачистим до белых костей. И тогда не обижайтесь, если присутствующие здесь монархи станут решать, как жить и во что верить будущим поколениям французов. За все следует платить, и за пьяные выходки месье Клемансо тоже.

– Госпожа Ольга… – проблеял растерянный Аристид Бриан, – я не имею возможности единолично принять такое решение… Национальное собрание может меня не одобрить, и тогда…