Читаем Под знаком четырёх полностью

Критик: А что вы скажете об Эрике Эмблере, ведь он сначала, кажется, стоял на довольно левых позициях?

Автор: И даже изобразил в романе «Маска Димитриоса» советского агента Залесова, который, как Робин Гуд, помогает британцам, попавшим в беду. Эмблер считал, что способен создавать только триллеры, и радовался, что «попал в точку», угадал потребность читательской массы. У него «герой»-тоже часто преступник, как потом будет у Хайсмит.

Критик: Но это давняя традиция. Вспомните Рокамболя, того же Люпена и Раффлса, «джентльмена-вора» у Эдварда Хорнунга. Кстати, Хорнунг был родственником Конан Дойла?

Автор: Мужем его сестры. И надо сказать, Дойл очень не одобрял эту затею зятя с Раффлсом: «Разве можно делать преступника героем?» — возмущался он. Но знаете, у Эмблера ведь понятие «герой» пародийно. В роли героя у него могли выступать «субъект в твидовом костюме», у которого серо-стальные глаза и обоймы с патронами под пиджаком; или — отставные офицеры, ксенофобы и шовинисты. Но одно условие было неизменным: «герой» должен быть непроходимо глуп и сверхвынослив. Но если у Эмблера его «герои» могли принадлежать к любой национальности, то после второй мировой войны в таком карикатурном виде изображались уже, как правило, советские агенты у того же Флеминга.

Критик: И все же шпионский роман стал во время второй мировой войны популярен не только в массах, но и среди вполне серьезных писателей. Марджери Эллингем, например, тогда издала роман «Плата предателю» (1941), а Пристли — «Затемнение в Грэтли» (1942).

Автор: Но это не шпионский роман. Просто «шпионская» тема внедрялась в обычные рамки детективного романа, как у Эллингем, или социально-бытового и реалистического, что у Пристли. В классическом современном виде он появляется у Флеминга. Это роман «сенсационный» — он рассчитан ошеломить читателя и насилием, и невероятностью коллизий, и неизменной победой героя над самыми угрожающими и невероятными обстоятельствами.

Критик: Но почему шпионский роман так бешено популярен?

Автор: Безграничная власть силы и культа физического наслаждения, освященные «высшей целью», — это же идеал вселенского обывателя. Отсюда и сногсшибательный успех романов о Бонде и их экранизаций. А потом место Бонда заняли Рэмбо и Рокки, которых, конечно, «породил» Джеймс Бонд. И как тут не вспомнить слова Пушкина: «Иное сочинение ничтожно, хотя замечательно своим успехом и влиянием».

Критик: А по-моему, есть еще одна причина такой огромной популярности. И как ни странно, тут повинны мэтры и образ Великого Сыщика, ведь и Джеймс Бонд, и одиозный Хаммер, и Рэмбо — герои свободные.

Автор: Да, они свободны в том смысле, какой вкладывает в слово «свобода» Хайсмит. Она ведь считает так: люди — рабы общества, они в тисках «системы» — семьи, работы, религии, социальных запретов. А преступники этих тисков и запретов не признают. Значит, они — единственно свободные люди в обществе, они — активны, раскованны и никому не кланяются. То есть свободны потому, что поступают, как хотят, не считаясь с другими. Они тоже над законом, как иногда возвышался над ним Шерлок Холмс. Но в отличие от Холмса и Марло эти новые «герои» освобождены от Разума и Сострадания.

Критик: Наверное, мы присутствуем при вырождении образа Великого Сыщика-Защитника, справедливого, мудрого и доброго. Конечно, Шерлок Холмс жив, будет жить, он действительно бессмертен, но в прошлом не было ужасов второй мировой войны, крематориев и истребления наций.

Автор: Что могут короли?

Критик: Одолеть Мориарти, разоблачить двух немецких шпионов, но, действительно, что мог бы Холмс со всем своим разумом в эпоху геноцидов? Аморальный мир и породил аморальных героев-суперменов. Но вот некоторые считают, что в Шерлоке Холмсе тоже есть кое-что от ницшеанского сверхчеловека, а если так, то современные супермены, страшно вымолвить, чем-то обязаны ему?

Автор: Нет, конечно. Сверхчеловек у Ницше ни во что не ставит жизнь человеческую, не любит «маленького» человека, отворачивается от простых потребностей его жизни, а среди них и насущный хлеб справедливости и милосердия. Холмс же защищает и покровительствует и никогда не чванится, и так легко с ним именно простым и неумудренным знанием, вспомните «Знак четырех». Нет, не Шерлоку Холмсу наследует Бонд, скорее уж Фило Вэнсу Ван Дайна, этому байроническому аристократу со скульптурно правильными, словно высеченными из мрамора чертами лица. У него и сердце словно из мрамора. И столь же бесчувствен к справедливости, к «малым сим» будет Бонд и другие кумиры-супермены. Увы, тем не менее они грозят вытеснить из мира Холмса и Пуаро и чувствуют себя еще свободнее от того, что Мегрэ ушел в отставку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Судьбы книг

Лесковское ожерелье
Лесковское ожерелье

Первое издание книги раскрывало судьбу раннего романа Н. С. Лескова, вызвавшего бурю в современной ему критике, и его прославленных произведений: «Левша» и «Леди Макбет Мценского уезда», «Запечатленный ангел» и «Тупейный художник».Первое издание было хорошо принято и читателями, и критикой. Второе издание дополнено двумя новыми главами о судьбе «Соборян» и «Железной воли». Прежние главы обогащены новыми разысканиями, сведениями о последних событиях в жизни лесковских текстов.Автор раскрывает сложную судьбу самобытных произведений Лескова. Глубина и неожиданность прочтения текстов, их интерпретации в живописи, театре, кино, острый, динамичный стиль привлекут к этой книге и специалистов, и широкие круги читателей.

Лев Александрович Аннинский

Публицистика / Литературоведение / Документальное
«Столетья не сотрут...»
«Столетья не сотрут...»

«Диалог с Чацким» — так назван один из очерков в сборнике. Здесь точно найден лейтмотив всей книги. Грани темы разнообразны. Иногда интереснее самый ранний этап — в многолетнем и непростом диалоге с читающей Россией создавались и «Мертвые души», и «Былое и думы». А отголоски образа «Бедной Лизы» прослежены почти через два века, во всех Лизаветах русской, а отчасти и советской литературы. Звучит многоголосый хор откликов на «Кому на Руси жить хорошо». Неисчислимы и противоречивы отражения «Пиковой дамы» в русской культуре. Отмечены вехи более чем столетней истории «Войны и мира». А порой наиболее интересен диалог сегодняшний— новая, неожиданная трактовка «Героя нашего времени», современное прочтение «Братьев Карамазовых» показывают всю неисчерпаемость великих шедевров русской литературы.

А. А. Ильин–Томич , А. А. Марченко , Алла Максимовна Марченко , Натан Яковлевич Эйдельман , Эвелина Ефимовна Зайденшнур , Юрий Манн

Литературоведение / Образование и наука

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии