Под знаком Близнецов. Дикий горный тимьян. Карусель

– Если вы собираетесь к доктору Кайлу, вам лучше пойти пешком. Там слишком крутая дорога. Не волнуйтесь, я присмотрю за фургоном.

– Спасибо.

Приветливо улыбаясь, констебль придержал дверцу машины, чтобы Флора смогла положить покупки и взять пирог.

– А вы… вы не скажете мне, где он живет?

– Вон там, на холме. Последний дом по левой стороне, не доходя до гостиницы. Перед домом сад, а на калитке – медная табличка.

– Большое спасибо.

– Пожалуйста.

Холм действительно оказался очень крутым, таким крутым, что к нему вела лестница в виде асфальтовых широких ступеней. Поднимаясь, Флора миновала несколько маленьких коттеджей, затем паб, затем опять коттеджи. Чем выше, тем внушительнее становились дома, каждый из которых был окружен небольшим садом. Почти на самой вершине, чуть в стороне от дороги, стоял дом, который был больше всех остальных – массивный, без архитектурных украшений. От калитки к крыльцу вела вымощенная плиткой дорожка. Сбоку находилась белая одноэтажная пристройка, похожая на огромную коробку из-под ботинок. На кованой чугунной калитке зеленела медная табличка с именем доктора Хью Кайла. Флора открыла калитку и пошла по дорожке к двери.

Она позвонила, но никто не открыл. Тяжелый сверток с пирогом оттягивал руку. Из вежливости Флора позвонила еще раз, затем, следуя указаниям миссис Уотти, пошарила правой рукой над дверью. Ключ действительно лежал там. Флора вставила его в замок, повернула и открыла дверь.

Пол в прихожей был выложен плиткой. Чувствовался легкий запах затхлости, как в старой антикварной лавке. Флора вошла, оставив дверь открытой. Сбоку стояла старомодная вешалка для шляп с отделением для зонтов, а рядом – маленький инкрустированный столик. В глубине, в полумраке, маячила лестница с выкрашенными белой краской балясинами. Все было покрыто слоем пыли. Часы стояли – то ли сломались, то ли их забыли завести.

Дверь направо вела в гостиную, имевшую совершенно нежилой вид. Жалюзи наполовину опущены, все вещи лежат на своих местах, и нет ни одного цветка. Флора закрыла дверь в гостиную и заглянула в комнату напротив. Там была сумрачная столовая, обставленная громоздкой викторианской мебелью. Массивный стол красного дерева, буфет соответствующих размеров, заполненный графинами и бокалами, стулья, уныло стоящие вдоль стен. Как в похоронном бюро, подумала Флора. Тихонько она закрыла и эту дверь и пошла по коридору в заднюю часть дома на поиски кухни.

И тут мертвенно-правильный порядок внезапно закончился. Кухня, учитывая размеры дома, была даже маловата, все доступные горизонтальные поверхности заставлены грязной посудой. Кастрюли, сковородки, миски. В раковине громоздились грязные тарелки, а на столе посредине комнаты красовалась тарелка с недоеденной яичницей, валялись рассыпанные кукурузные хлопья и кусок фруктового пирога. Неаппетитный натюрморт довершала полупустая бутылка виски в центре стола, которая придавала и без того печальной картине трагический оттенок.

Холодильник стоял в углу, рядом с плитой. Шагнув к нему, Флора запнулась о рваный коврик и едва не упала. Опустив глаза, она поняла, что пол не подметали по крайней мере неделю, а когда мыли в последний раз – вообще неизвестно.

Она открыла холодильник, торопливо сунула туда пирог, потом повернулась и огляделась. Того, что она увидела, было достаточно, чтобы сделать однозначный вывод: Джесси Маккензи страшная неряха, и чем скорее Хью избавится от нее, тем будет лучше. Ни один мужчина не способен за считаные дни довести кухню до такого кошмарного состояния.

Ее сердце сжалось от сочувствия. И в то же время Флора поняла, что Хью будет несказанно унижен, если узнает, что она видела весь этот беспорядок. Первой мыслью было тихонечко удалиться: пусть Хью считает, что пирог привез Уотти. И, кроме того, ей надо успеть за Джейсоном в школу. Флора посмотрела на часы и увидела, что еще только без четверти три. До конца школьных занятий оставался целый час. И что она будет делать все это время? Слоняться вдоль пристани? Пить кофе в баре у Сэнди? Конечно нет. Она стянула перчатки, расстегнула плащ, повесила его на крючок за дверью и закатала рукава. «Дура», – обругала она себя, ища глазами фартук.