Они еще немного поболтали и затем распрощались. Изабель ничего не сказала про ребенка, поскольку она ничего и не знала. Никто не знал, кроме Брайана и Хью. Анна не хотела, чтобы кто-нибудь знал. Выбравшись из уголка под лестницей, она принялась стягивать сапоги и куртку. Она помнила то лето, когда Роза Шустер и ее мать снимали дом на пляже, потому что именно в то лето потеряла ребенка. Памела Шустер и ее дочь были частью того кошмара, хотя это не их вина. Во всем виновата она сама.
Анну отпугивала утонченность Памелы Шустер, а непринужденная раскованность ее дочери, порой граничащая с вульгарностью, казалась отталкивающей. В их присутствии застенчивая Анна буквально теряла дар речи. Впрочем, они почти не замечали ее и едва ли перекинулись с ней несколькими фразами.
Зато Брайана они полюбили. Он был в ударе: развлекал, очаровывал, блистал остроумием. Анна, гордясь своим красивым молодым мужем, скромно держалась в стороне. Интересно, изменилась ли Роза? Быть может, помолвка с таким симпатичным парнем, как Энтони, пошла ей на пользу?
Анна прислушалась. В доме было тихо. Она подошла к дверям гостиной, распахнула их и увидела, что комната ярко освещена, горит камин, а Брайан сидит в кресле, вытянув ноги, и читает газету.
При появлении Анны он опустил газету и поднял глаза. Телефон стоял рядом, на том же столике, что и стакан с недопитым виски.
– Разве ты не слышал телефонного звонка? – спросила Анна.
– Слышал. Но я решил, что звонят тебе.
Ничего не ответив, она подошла к камину и протянула руки к огню, чтобы согреться.
– Звонила Изабель Армстронг.
– Как Таппи?
– Лучше. Они наняли ей сиделку. Изабель приглашает нас завтра на ужин. Я сказала, что мы будем.
Брайан снова уткнулся в газету, и Анна поспешила продолжить разговор:
– Энтони приезжает домой на выходные.
– И это повод?
– Он приедет вместе с Розой.
Воцарилось долгое молчание. Брайан опустил газету, свернул ее и положил на колени. Потом переспросил:
– Розой?
– Розой Шустер. Она обручена с Энтони.
– Я слышал, она в Америке.
– По-видимому, уже нет.
– Хочешь сказать, что она приезжает в Фернриг на выходные?
– Так мне сказала Изабель.
Брайан выпрямился, газета упала на ковер. Протянув руку, он взял со столика стакан и допил остатки виски. Затем неторопливо поднялся и подошел к бару, чтобы налить себе еще порцию. Раздалось шипение сифона с газировкой.
– Я срезала цветы, – сказала Анна. – Идет дождь.
– Этого следовало ожидать.
– Боюсь, что будут заморозки.
Со стаканом в руке Брайан подошел к камину и остановился, глядя на языки пламени.
Анна выпрямилась. Над камином висело зеркало, и на них смотрели их отражения, лишь слегка искаженные: мужчина – стройный, смуглый, с темными, резко очерченными бровями, как будто по ним провели тушью, и женщина – невысокая, едва достающая ему до плеча, коренастая и некрасивая: глаза посажены слишком близко, нос крупноват, волосы невзрачного мышиного оттенка.
Она уже так свыклась со своим вымышленным романтическим образом, несказанно похорошевшей в преддверии материнства женщины, что, увидев реальное отражение, оцепенела. Кто эта женщина, которая смотрит на нее из мутного стекла? Кто эта незнакомка, стоящая рядом с ее красивым мужем?
Ответ был очевиден, как и всегда. Анна. Некрасивая Анна. Такой была Анна Карстерз, такой осталась Анна Стоддарт. И ничто и никогда не сможет превратить Золушку в принцессу.
Учитывая то, как спешил и нервничал Энтони в Лондоне, Флора ожидала, что, прилетев в Эдинбург, они тут же сядут в машину и на всех парах помчатся в Фернриг.
Но как только они оказались в Шотландии, Энтони совершенно успокоился. Он расслабился, словно человек, который, придя с работы, скинул официальный костюм и надел удобную домашнюю куртку и тапочки.
– Давай поужинаем, – предложил он, погрузив чемодан Флоры в багажник своей машины.
Она посмотрела на него с удивлением:
– Поужинаем? Но ведь нас кормили в самолете.
– Разве это еда? Так, перекус. И потом, я терпеть не могу холодную спаржу.
– Но я думала, что мы спешим поскорее добраться до места.
– Если мы выедем сейчас, то приедем туда в четыре утра. Дверь будет заперта, и нам придется либо сидеть и ждать три часа, либо будить всех посреди ночи. Так что сейчас мы едем в Эдинбург, – сказал он, заводя машину.
– Но уже поздно. Где мы сможем поужинать? Все наверняка закрыто.
– Я знаю где.
Энтони привез Флору в небольшой клуб с очень хорошей кухней, членом которого он был. Около полуночи они снова вышли на улицу. Накрапывал холодный мелкий дождь, и тротуары влажно поблескивали.
– Сколько нам ехать? – спросила Флора, когда они сели в машину и пристегнули ремни, приготовившись к длительному путешествию.
– Учитывая дождь, примерно шесть-семь часов. Постарайся уснуть.
– Обычно мне не удается заснуть в машине.
– И все же попробуй.