Под жарким солнцем Акапулько

Линн не успела даже включить свет в прихожей своей квартиры, как они бросились друг другу в объятия. У нее возникло ощущение, что она вернулась домой. Она снова была с человеком, таким удивительным образом дополнявшим ее, что без него она не чувствовала себя полноценной.

Дэвид не праздновал победу, а ощущал глубокое, счастливое удовлетворение оттого, что вновь наконец держит Линн в своих объятиях. И пока они любили друг друга, в нем росло осознание того, что это чувство он не хочет больше терять.

И еще кое-что осенило его в эти минуты: он понял, как это сделать. Теперь надо было только набраться мужества, чтобы произнести мысли вслух.

Линн парила в теплом, приятном тумане удовлетворения, когда пальцы Дэвида осторожно погладили ее волосы.

— Чудесно, — промурлыкала она.

— И чтобы так и оставалось, нам надо пожениться, — прошептал в темноте Дэвид.

Из теплого, приятного тумана Линн рухнула назад в реальность. Она молниеносно села и первым делом зажгла ночную настольную лампу.

— Что?

— Нам надо бы пожениться. — Он схватил ее затылок и привлек к себе так близко, что их губы почти соприкоснулись. — Ведь я тебя люблю.

— Скажи это еще раз! — потребовала она и затаила дыхание.

— Я… тебя… люблю, — прошептал он. — Поэтому нам надо пожениться.

— Нет! — Линн отчаянно замотала головой. — Никогда!

Дэвид поцеловал ее губы долгим нежным поцелуем.

— Почему нет? Ты меня не любишь?

— Нет! То есть да, но…

— Тогда все ясно! Мы женимся. — Он хотел крепче прижать ее к себе.

— Нет! — Она оттолкнула его. — Мы слишком разные.

— И поэтому мы чудесно дополняем друг друга. — Каждый свой аргумент он подкреплял поцелуем. — Ты богаче меня, но я все равно всегда хотел иметь больше денег. — Его губы жгли ей рот. — Я моложе тебя, но современные женщины с ума сходят по более молодым мужчинам. — Следующий поцелуй лишил ее части рассудка. — Согласно своей жизненной установке, я дам тебе возможность полностью раскрыть свою личность, а ты будешь требовать и получать от меня только самое лучшее! — Еще один поцелуй лишил ее рассудка окончательно. — Чего еще ты хочешь?

— Тебя, — тихо шепнула Линн. — Я хочу тебя! Давай поженимся! Прямо сейчас!

— Пожениться прямо сейчас немного сложно, но я знаю кое-что другое, чего не нужно долго ждать…

Линн казалось, что она видит сон. Она была уверена, что утром проснется и только посмеется над этим бредом о любви и замужестве.

Но когда на следующее утро оказалось, что и при дневном свете и в ясном сознании каждый взгляд, каждый жест Дэвида наполняют ее счастьем и любовью, она взяла в агентстве свободный день и начала вместе с таким же «прогульщиком» Дэвидом планировать свадьбу.

И впервые за все время они сразу согласились друг с другом в одном пункте.

— Если наши семьи встретятся, катастрофа гарантирована, — заявил Дэвид, и Линн на это грустно кивнула.

* * *

Дядя Карл оттянул слишком сдавливающую шею бабочку, окинул взглядом толпу друзей и родственников новобрачных и прислушался к звукам оркестра, обеспечивающего музыкальное сопровождение торжественного приема в нью-йоркском отеле «Хилтон».

— Я люблю свадебную музыку. Люблю также концерты в Линкольн-центре, пластинки Давида Ойстраха и компакт-диски Ростроповича, но больше всего — свадебную музыку!

Мадлен Уильямс, благодаря искусным подтяжкам выглядевшая лет на сорок, хотя ей уже исполнился пятьдесят один год, печально пригубила шампанское.

— Ужасно, что не пришел ни один журналист из журнала «Ярмарка тщеславия»!

— Что в этом ужасного? — спросил Карл Корнблум и потянулся за холодным пивом.

— Ну что ты! — Мать невесты вскинула тонко выщипанные брови. — Игнорирование со стороны «Ярмарки тщеславия» равносильно ссылке в Сибирь!

— Разве не красивая пара? — порхая мимо, прощебетала какая-то гостья, взглянув на Дэвида и Линн, которые честно старались не показать, что им больше всего хотелось быть сейчас где-нибудь совсем в другом месте.

— Да, красивая, очень красивая, — подтвердила Мадлен Уильямс и ободряюще кивнула дочери.

Дядя Карл незаметно осматривался по сторонам в поисках возможности подобраться поближе к своему пиву и не подвергнуться при этом насмешкам за типично немецкое поведение.

— Но что меня раздражает на свадебных приемах, так это огромное количество гостей. Девять десятых можно было бы вышвырнуть, потому что от них одно беспокойство.

Мадлен Уильямс закатила глаза.

— Раз ты считаешь этих гостей беспокойными, значит, ты не видел настоящих профессионалов. — Она скользнула взглядом по доброй сотне приглашенных. — Если бы ты позвал Габоров, они бы заменили тебе ураган.

Бен Бакли, чрезвычайно гордый отец Дэвида, с широкой ухмылкой пробрался сквозь толпу к Мадлен Уильямс.

— К счастью, Габоры никогда не приняли бы от меня приглашения.

Мадлен Уильямс с первого взгляда была очарована шармом журналиста, но вела себя сдержанно. Даже очень сдержанно.

— Как это? — с улыбкой спросила она.

Бен Бакли в свои пятьдесят три года буквально лучился юношеской беззаботностью.

— Габоры когда-то подали на меня в суд за статью, которую я о них написал. К счастью, моим адвокатом был Джозеф Райт.