Под увеличительным стеклом

Сообщение о «седых пантерах». Графическое изображение разветвленной сети домов престарелых, обществ и фирм Менгендорфа. Портрет Хольгера Обермейера (Катина работа) под заголовком «Прежде убивали богатых теток». Лотар считал, что заголовок безвкусный. Но Катя настояла на нем. Интервью с «седыми пантерами». Описание побега. То и другое Катино. Мои фотографии ночных погрузок. Я предложил дать здесь побольше текста, но меня не поддержали. Очерк Лотара о немецком паритетном благотворительном обществе и выходе из него Менгендорфа. Свидетельства фрау Симон Катя сформулировала в форме вопросов: «Мы хотели бы звать: о местонахождении 300 закупленных кроватей; о деньгах, выделенных местным обществом на приобретение одежды для подопечных; о служебных поездках господина Менгендорфа…»

Мне казалось все это слишком банальным. Я считал, что нужно либо давать интервью с фрау Симон, либо вообще ничего не давать.

– Мы же не пряник здесь выпекаем, – проворчал я. – А иллюстрированный журнал делаем!

– А это и не пряник. Да! – огрызнулась Катя.

Я откинулся на спинку стула. Мне не хотелось ссориться с ней, но она изменяла своей добросовестности журналиста.

– Катя, таких серьезных обвинений надо вдвойне остерегаться. Их нельзя так просто предъявлять.

– Трус!

– Трусость здесь ни при чем. Ты хочешь разделаться с Менгендорфом. Ты возненавидела его с первого взгляда. С той самой конференции, когда ему вручали орден. И уже тогда задумала его извести!

– Задумала! – крикнула Катя, едва не срываясь с голоса. Она вскочила с места.

Лотар сидел помалкивая в стороне, словно бы ему до спора и дела не было. Он всегда пасовал перед Катей.

– Разве ты не хотел этого? Что же ты теперь – испугался? Или тебя купили?

Катя всегда спорила с запалом, властно и резко, но тут она явно переборщила. Даже Атце вздрогнул, когда она выкрикнула это «купили».

Я поднялся со стула и как можно спокойно сказал:

– Это не основание для спора. Я ухожу.

Катя порывисто дышала. Я надел пиджак, сунул в карман свой блокнот. Она чиркнула спичкой и пустила в воздух струю дыма своей черной сигареты.

– Ладно, не валяй дурака, – сказала она, протягивая мне пачку сигарет. – Закури и успокойся.

Сигарету я не взял, но сел. Она подошла, встала передо мной.

– Ну, извини. Знаю, что тебя не купили. У меня просто нервы сдали. Я все-таки всю ночь просидела за работой, в то время как ты миловался с Ренатой.

– Ревность взыграла?

– Брось, не будь ребенком.

– Ну что, продолжим? Хотя нам тут, собственно, уже и делать нечего.

Атце и Ули почти закончили макет.

– Не заводись, – прошипел Ули.

Атце взглянул на часы и сказал невозмутимым тоном;

– У вас есть для прений еще 24 минуты. Потом я повезу это все в типографию. Я пока что всегда был пунктуален.

29

Журнал вышел. Такой, каким его задумывала и хотела видеть Катя. Поставка работала как положено. Уже на следующее утро в 11.30 стало известно, что тираж почти весь разошелся. Мы напечатали дополнительный тираж – сперва в 10 тысяч, а на следующий день еще в 12 тысяч экземпляров.

Телефон в редакции не умолкал ни на минуту. Катя была в своей стихии. Звонили в основном ей. Репортеры с радио, хотевшие знать подробности дела. Возмущенные старики. Оскорбленные депутаты городского совета. Какой-то негодующий субъект, выкрикнувший в трубку: «Вы, проклятые коммунисты!» Адвокат Менгендорфа, грозивший нам страшными последствиями. Сотрудники разных газет. Председатель фракции одной партии; он сообщал, что хочет поднять вопрос в муниципалитете, что у него уже давно вызывают подозрение все эти частные дома престарелых; попутно он осведомился, правда ли то, что ни один из его членов партии не замешан в эту историю. Наконец, прокурор. Он интересовался, начали ли уже официальное расследование и почему прокуратура до сих пор ничего не знала об этом деле. Катя перечислила, сколько раз «седые пантеры» обращались в прокуратуру.

– Но этого, как видите, оказалось недостаточно. Понадобилось, чтобы вмешался журнал.

– Лично ко мне претензий на этот счет быть не может. Я здесь всего три месяца. А теперь я незамедлительно начинаю расследование. Пока ничего не могу вам сказать, ждите официального заявления прокуратуры, но если вас интересует, то могу вам сообщить, что я, например, лично знаком с тем судьей, которого вы в вашей статье именуете просто Густавом. С того времени, когда я работал референтом в суде. И очень обязан этому человеку. Я уже говорил с ним. На мой взгляд, он совершенно в здравом уме. Одних его показаний уже достаточно, чтобы привлечь господина фон Менгендорфа к суду.

По лицу Кати я видел, что она испытывает полное удовольствие. Мне тоже было приятно слышать, что Менгендорф попался наконец.

Она положила трубку и посмотрела на меня.

– Все еще дуешься?

Я замотал головой, хотя на самом деле обида у меня еще не совсем прошла.

– Заносит меня иногда, Николя! Но зато мы всадили этой свинье. Ты, может, передохнешь несколько денечков, а? Вид у тебя уж больно измученный.

– Да надо бы.