Под уральскими звездами

Вот и бывшая прихожая — большое светлое помещение. Здесь Сергей не был с тех пор, как вместе с матерью и братом приходил в дом золотопромышленника. Повсюду — на стульях, подоконниках сидели студенты. Они лихорадочно, как это бывает только перед экзаменами, перелистывали учебники и конспекты. Никто не обращал внимания на постороннего человека, тем не менее Сергей чувствовал себя неловко. Неудобно как-то ни с того, ни с сего расхаживать по зданию и заглядывать в аудитории. Где же Марфуша?

А Марфуша уже спешила к нему. Она спускалась с лестницы вместе с высоким, худощавым мужчиной и о чем-то ему говорила. Сергею стало немного досадно: он совсем не хочет ни с кем знакомиться, пришел посмотреть и только. Что еще затеяла беспокойная племянница?

— Здравствуйте! — сказал мужчина. — Вы брат Вити Дунаева? Очень рад познакомиться. Дмитрий Елкин. Я многим обязан Виктору. Даже жизнью.

— Сергей Дунаев! — представился Сергей и недоуменно посмотрел на Елкина: что он говорит? Почему этот высокий седой человек обязан Виктору жизнью? Встреча неожиданно приобрела интерес.

— Мы вместе воевали в отряде, — просто ответил Елкин. — Пойдемте ко мне.

Они поднялись наверх, пересекли большой актовый зал. Сцена с кумачовым лозунгом: «Под водительством Коммунистической партии — вперед, к победе коммунизма!» Ряды красных кресел, стенные газеты, плакаты и лозунги, белое полотнище экрана на сцене, тяжелые портьеры на окнах. В этом зале Шмарин устраивал балы и приемы.

Полутемный коридор, по которому когда-то Анна Михайловна вместе с детьми шла в кабинет к своенравному богачу, сейчас не показался Сергею таким мрачным. На дверях комнат виднелись разные таблички: «Химическая лаборатория», «Литейное производство», «Кабинет механики», «Кабинет электрооборудования». В комнате, где Николка Шмарин вопил об утопленном щенке, помещался чертежный зал.

Подошли к двери с табличкой «Директор Д. Г. Елкин». В небольшой комнате стояли письменный стол, сейф, два кресла и шкаф с книгами. Рядом со старинной голландской печью — калориферы парового отопления.

— Здесь была шмаринская молельня, — усмехнулся Елкин. — Вероятно, слышали о таком заведении?

Да, в городе в свое время много рассказывали о шмаринской моленной. Примечательна она была тем, что рядом с киотом Кузьма развесил все полученные им грамоты и медали, а на аналое держал свою дворянскую треуголку. Говорят, часами просиживал он подле нее и собственноручно смахивал пылинки.

— Тут и нашли знаменитую шкатулку. Знаете ее историю?

Шкатулка с золотом! Как же Сергей мог забыть?! Сам Виктор рассказывал о шкатулке, пока Балтушис строго-настрого не запретил упоминать о ней. Запрет был вызван какими-то особенными обстоятельствами. Какими — Сергей не знал.

— Особенного ничего не было, — пояснил Елкин. — Дело в том, что шкатулку не удалось отправить в центр. Она осталась в Мисяже, пока в городе хозяйничали белогвардейцы. Понятно, что чем меньше разговоров, тем спокойней ей было лежать... Когда я начал работать в техникуме и впервые вошел сюда, то, знаете, даже разволновался.

Сергей попросил рассказать о шкатулке.

Вскоре после Октябрьской революции Мисяжский Совдеп принял решение: изъять у буржуазии все самородное и рассыпное золото и отправить его в центр, Ленину. Операцию по изъятию поручили проводить начальнику красногвардейского отряда Балтушису.

Очередь дошла и до Шмарина. После полуночи человек пятнадцать красногвардейцев подошли к его дому. Он был самым большим на улице, возвышался темной и мрачной махиной. Соседние одноэтажные дома казались рядом с ним совсем маленькими.

— Крепость капитализма! — усмехнулся Балтушис. — Попробуем найти золотого тельца.

— Велика хоромина, Иван Карлыч, — отозвался старик Мамушкин. — Трудновато будет сыскать.

Операция действительно предстояла серьезная.

На стук никто не отозвался.

— Прикладом! — приказал Балтушис.

Загрохотали приклады, и только тогда в верхнем этаже мелькнул тусклый свет. Хрипловатый голос за дверью спросил, кто стучит.

— Именем Советской власти! Откройте!

Дверь приоткрылась, и красногвардейцы, оттолкнув сторожа, в котором Витя узнал кучера Степана, гурьбой вошли в прихожую. На верхней ступеньке лестницы стоял Шмарин. Пригнувшись, далеко отставив руку с фонарем, он всматривался в полумрак.

— Кто такие? Чего надо?

— Кузьма Антипыч, пришли-и! — запоздало завопил Степан.

— Тю-у, дурной! Чего пасть раскрыл? — толкнул его Мамушкин.

Балтушис вышел вперед и подал Шмарину ордер:

— Обыск!

Степан, рассматривая красногвардейцев, разглагольствовал:

— Как так — не кричи? Должен я хозяина упредить или нет? В дом чужие люди лезут, а я — молчи? Так, что ли?

Он был навеселе и решил показать свою преданность хозяину.

Привидением в глубине коридора появился Николка и, не подходя ближе, закричал:

— Папанька! Прогони их! Папанька!

По тому, как Шмарин рассматривал ордер, было похоже, что в доме знали о предстоящем обыске. «Черта с два теперь найдешь! Все спрятано — перепрятано», — подумал Балтушис.

— Уйди, Николка, не мешайся! Тебе где велено быть? — строго сказал Шмарин сыну.