Под уральскими звездами

Сунул руку в отверстие и тут же отдернул: наткнулся на что-то мягкое, податливое, влажное, Показалось, что там, в тайнике, лежит что-то лохматое и тяжелое. Что бы это могло быть?

Преодолевая оторопь, ощупал препятствие. Кошма! Ну да, учли, что в колодце сыро и прикрыли вход слоем кошмы. Сделано по-хозяйски, ничего не скажешь... Давненько сюда никто не лазил: кошма плотно приросла к краям отверстия, отодралась с треском. За кошмой — черная пустота, ничего не видно. Сколько ни протягивал руку Сергей, так и не смог достать до другого края тайника.

С каждой минутой становилось интереснее. Куда ведет лаз? В какое-то другое помещение? Катакомбы? Или весь он тут? Надо раздобыть огня и обстоятельно все осмотреть...

Поспешно поднявшись наверх, Сергей вернулся с армейским фонариком. Разочарование: никаких катакомб, конечно, не было. Просто клетушка сантиметров в семьдесят вышины и метра полтора в глубину. Вся выстлана плотно сбитыми плахами, нигде ни щелочки... Что же, превратимся в сыщика, обследуем и попытаемся узнать, для чего предназначено таинственное сооружение.

Протиснувшись в клетушку, Сергей начал обстоятельный осмотр. Поиски дали немного: один винтовочный патрон и клочок бумаги. Патрон как патрон, только окислился очень. Бумажка — истлевший кусок газеты — рассыпалась на ладони. Сергей смог только прочесть название газеты: «Казак». Помнится, такой листок издавался в Мисяже в дореволюционное время. Выходит, что тайник построен еще до революции? Как все это связать: Виктор, Ян Балтушис, ремонт колодца, пустой тайник, газета «Казак», винтовочный патрон? Что здесь происходило?

Однако колодец не подходящее место для размышлений. Хотелось курить, знобило. Сергей заделал отверстие и поднялся наверх. Там ярко светило горячее летнее солнце, было жарко, хорошо. Отличная вещь — солнце! Стоит пробыть часок в темном, сыром колодце и сразу узнаешь настоящую цену солнцу, во сто раз прекраснее становится наземный мир.

Щурясь на солнце, Сергей заметил, что он в огороде не один. В дальнем углу огребала картошку Марфуша, а неподалеку от нее на маленькой табуретке сидела Анна Михайловна и пропалывала гряду с морковью. Белый платок повязан по самые брови, чтобы не обжигали солнечные лучи. Неторопливо движутся узловатые старческие руки, выхватывая сорняки. Изменилась все-таки мама: подобрела, стала спокойнее. Интересно, знала ли она о том, что происходило на огороде в те далекие времена? Или все это было тайной Вити и Яна? Сергей подошел к матери и спросил:

— Мама, а вы знаете, что у нас в колодце тайник устроен?

Анна Михайловна тыльной стороной ладони стерла капли пота с лица, поправила платок.

— Докопался-таки! — хитровато усмехнулась она. — Как мне не знать. Известно — знала.

— А мне почему ничего не сказали?

— Зачем тебе было говорить? Ты малолеток был, мог и сболтнуть.

— Ну хоть взрослому сказали бы, что ли, — проворчал Сергей.

— Как-то к слову не пришлось.

Марфуше, конечно, захотелось узнать, о чем так оживленно разговаривают сын с матерью. С тяпкой на плече она подошла к ним и уселась рядом — в широких сатиновых шароварах и ковбойке.

— Тайник в нашем колодце? Да что вы говорите? Кто его устроил? Еще до революции? Вот это интересно!

Она полезла в колодец, долго ахала там, щупая мокрые доски. А потом начала приставать с расспросами к Анне Михайловне.

— А чего я вам расскажу? Года два я про тайник и сама не знала — обманули меня Витька с Яном. А партийным делом они сразу стали заниматься, как только Ян поселился у нас. Придут, бывало, с работы, умоются, покушают, глядишь, Ян и подъезжает ко мне: «Может быть, моя хозяйка, желаете в гости сходить? Пожалуйста, гуляйте на здоровье, мы домовничать будем...» Какое уж там домовничать! Чуть стемнеет, соберутся к нам комитетчики, будут сидеть до полуночи, толковать про свои дела. Так бы оно ничего, пускай сидят, не жалко, да вот табачищем своим прокоптят — не продохнешь.

— Подождите, подождите, мама! У нас в доме? Комитет? Какой комитет?

— Известно какой — большевистский. Тот самый, который теперь в сесюнинском доме поселился. Знаешь, поди?

Еще бы не знать, сесюнинский дом — один из лучших в Мисяже. Теперь там помещается городской комитет партии. Позавчера Сергей заходил туда. Но как же так? В их домике заседал большевистский комитет? Просто невероятно! И он ничего не знал!

— Мама, вы что-то путаете!

— Верно, Сереженька. Стара стала, позабываю кое-что — не грех и запутаться. А вот тут уж ничего не путаю, хорошо-помню. Сколько страху из-за этого комитету натерпелась. И Сорокин приходил, и Мамушкин являлся, и Бородулин — знать-то человек восемь их было. Поодиночке на гору взойдут, оглядятся и прямо к нам в огород и в избу. Проулком никогда не подходили — уследить могли. А с горки заходить хорошо: если кто идет сзади, его сразу увидишь...

— И вы были на заседаниях?

— Нет, не была. Не доверяли.

— А Витя?

— А Витюша сторожит. На завалинке посиживает, семечки лузгает...

— Ну, а я-то? Я-то где был, почему ничего не знал? — нетерпеливо, сердясь и досадуя, проговорил Сергей.