Под ударом

Москва — Вюнсдорф. Штаб Группы советских войск в Германии

. 2 августа 1988 года

В соответствии с назначением Николай должен был прибыть в ГДР, в штаб Западной группы войск. Было два пути — либо самолетом на один из аэродромов, либо поездом. Погода была плохая, причем плохая надолго — и Николай выбрал поезд, надеясь хоть немного отоспаться в дороге.

До Вюнсдорфа ходил отдельный поезд, 17-й скорый, Москва — Вюнсдорф. Билеты ему продали по брони, хотя смысла в ней никакой не было — этот поезд целиком был военный; конечная — штаб ГВСГ, в котором жило, служило и работало до 60 тысяч человек. Целый город, в котором не работали, а служили, а жизнь устраивалась и складывалась совсем иначе, не так как на гражданке.

17-й скорый ходил с Белорусского. Николай приехал туда на метро, попутно отмечая приметы нового времени. Торговля, торговля то тут, то там, торговали с рук. Как только отменили уголовную статью за спекуляцию[15] — так торговали все больше и больше.

И квасили.

…

Квасить начали почти сразу, как поезд отошел от края платформы. Поезд был прямой, ехали либо жены с детьми, либо мужики к месту службы. И как только за окном замелькали подслеповатые домики крестьянского Нечерноземья — вагон разделился на мужскую и женскую части. Мужская — начала доставать всё, что у нее есть, и выставлять на стол, а женская — старалась не попадаться разошедшимся мужикам на глаза… ну и тоже как-то общалась.

Хотя у женщин это получалось труднее… натужнее. Иерархия заметна. У мужиков за бутылкой званий нет, все почти равны — и капитан, и полковник. А вот у женщин… жена полковника с женой капитана общаться никогда не будет — не по чину. Да что там общаться — с…ать на одном гектаре не сядет, простите…

Николай старался во всем в этом не участвовать, да куда там.

— Эй, капитан…

Николай не понял, что обращаются к нему. Он и звание свое обмыть не успел, да к тому же оно было званием для прикрытия. Хотя, наверное, оставят…

— Капитан, ты чего? Старших по званию не признаешь?

Николай посмотрел, кто к нему обращается.

— Прошу простить, — нейтрально сказал он.

Обращавшийся к нему майор тоже кое-что понял.

— Чего такой загорелый? Оттуда что ли? — Иди к нам, чего сидеть. Ехать долго еще…

Николай сначала хотел отказаться. Но потом подумал — а смысл? Все равно надо с чего-то начинать на новом месте, обустраиваться, наводить отношения. Почему бы и не с этого.

И он встал.

Народ ехал специфический…

Попасть в ЗГВ — было не так круто, как советником на загранку, где чеками платили — но куда круче, чем нести тяготы и лишения в каком-нибудь гарнизоне в Суходрищенске. Здесь тоже часть денежного довольствия полагалась чеками. Но главное было не это — а то, что в ГДР легально продавали всякие западные товары. Да и местные товары — были куда лучше советских. Так что люди поумнее заранее готовились — покупали то, что в СССР стоило копейки, и разузнавали, на что больший спрос у спекулянтов.

Николай к этому относился спокойно. Ему помогала книга «Бушидо», в которой говорилось: возвращаешься домой, вышли вперед слугу. Это значило то, что не стоит возвращаться домой как снег на голову, потому что там ты можешь застать что-то не совсем хорошее, и тебе придется наказывать, а так как люди дурны — это никогда не кончится. Потому — стоит выслать слугу и заранее предупредить о своем появлении, чтобы если кто-то что-то плохое и делал — то успел прекратить к появлению хозяина. В этом японцы были мудры…

Постепенно — с количеством потребленного — разговор сворачивал на политику…

— Нет, ты подумай, — горячился майор, который его пригласил, — чурка во главе страны! Куда это годится?

— А что, Горбач лучше был?

— Лучше!

— И чем же?

— Он свободу дал!

— Какую еще свободу?

— А что, гласность — это не свобода? Только объявили — и на тебе!

— А что — сейчас гласности нет?

— А какая сейчас гласность?! КГБ лютует, слышал про высылку? Афанасьева выслали, Гефтера, еще много кого…

Николай за политикой не следил, и о произошедшем не знал. С приходом к власти Алиева — КГБ развернул с новой силой борьбу с диссидентами. Только теперь немного по-другому: сорок восемь часов на сборы, паспорт с выездной визой в зубы — и уматывай куда хочешь. Хочешь в Израиль, хочешь в Америку — куда хочешь. Если при Андропове старались перевоспитывать, подписывали соглашения о том, что можно и чего нельзя, то при Алиеве все намного упростилось: не нравится? Уматывай!

— Правильно выслали. Пусть там и воняют. А ты что думаешь?

…

— Капитан, эй!

Николай посмотрел на спрашивающего.

— Ничего я не думаю.