Под ударами стальных крюков

Стремительно убегая прочь, Альпаков и Колбугина, всё же обратили внимание на то, что мостовой кран сделался другим, преобразился. Он стал огромным железным великаном, держащим в руках металлические тросы, на которых болтались четыре стальных крюка, стремительно выросшие в двадцать восемь с половиной раз или чуть больше.

С лёгкостью железный исполин раздавил своей массивной ногой автомобиль-миксер, основательно загруженный жидким бетонным раствором. Возмущённый шофёр, невероятным образом пока уцелевший, возмущённо крикнул великану:

– Ты кто такой, пацан?! Рэмбо, что ли?

– Я – Сидоров Трифон Аркадьевич! – исполин ударил себя железным кулаком в грудь. – Мне скучно и тоскливо. Понял, мужик?

– Сходил бы в художественный музей и посмотрел бы на чёрные квадраты и прочие… треугольники! Между прочим, меня зовут Митя.

– Не интересно мы живём, Митя! Мы разучились радоваться жизни.

С этими словами железный Сидоров ударил связкой крюков общительного шофёра, от которого осталась лужа крови и небольшая кучка костей.

Молниеносный бег позволил Селене и Никону удалится от опасного места на определённое расстояние. Им удалось добежать до элитного посёлка очень зажиточных господ и дам, который носил гордое и поэтическое название Попрыгунчик. Но и здесь уже царил хаос абсолютного разрушения. Великан Трифон Аркадьевич не обирался оставлять от беспечального селения камня на камне. Симпатичные четырёхэтажные особняки и даже дворцы и терема превращались в пыль и в мелкий щебень, смешанные с кровью и кусками свежего человеческого мяса.

Прячась от опасности, Альпаков и Колбугина устроились под крутым берегом не очень широкой, но бурной речки Лимпопошка. Снимая с плеч тяжёлый рюкзак, Селена с облегчением заметила:

– Вроде бы, Никон Фёдорович, мы спасли свои жизни.

– Мы, Селена Елисеевна, сберегли самое главное, – он нежно взял её за руку и проникновенно посмотрел в глаза девушки. – Самое основное сберегли.

– Нашу любовь?

– И её тоже. Но мы сохранили главнейшее! Пирожки! Они с нами.

– Но жаль, что папа и его товарищи уже не смогут съесть ни одного.

– Нам больше достанется, – он торопливо раскрыл рюкзак, вытаскивая один из целлофановых пакетов с пирожками. – Мы даже не знаем, сколько дней или долгих лет нас с тобой предстоит скрываться от настойчивого и принципиального Трифона Аркадьевича.

– Может быть, Сидорова в ближайшие дни поразит молния. Он ведь железный. Вроде бы, синоптики пообещали, что уже завтра начнутся грозовые дожди.

– Моя мама, которую зовут Агрипина Карповна, пообещала мне, когда я был ещё ребёнком, что она выйдет замуж за французского графа, но не сделала это. Она, кстати, метеоролог. Так что, лучше уж верить евангелистам или нашим политикам, чем синоптикам. Да и не следует желать зла даже бывшему мостовому крану. Не хорошо это.

– Но ведь он не пощадил моего папу, с которым находился в постоянном контакте. Делали вместе одно дело, важное и полезное, и пели дуэтом задорные патриотические песни.

– Ничего страшного. Следует всех прощать. Мы же не злодеи, а добрые люди. Если в тебя враг стреляет короткими и прицельными очередями из ручного пулемёта, то не забрасывай его гранатами, а предложи ему горсть или даже шоколадных конфет.

– Как, всё-таки, приятно и почётно быть добрым и отзывчивым.

Они с некоторым отчаянием, но с большим аппетитом съели по три пирожка и решили минут десять отдохнуть от приёма пищи.

Селена спросила своего не совсем давнего знакомого, симпатично парня Альпакова, кем был его папа и где он сейчас обитает.

– Мой отец, по имени и отчеству Фёдор Филиппович, был и остался альпинистом, с гордостью ответил мастер участка. – Он теперь бродит в горах Сихотэ-Алиня. Это на самом краю нашей замечательной страны. Питается дикими абрикосами и грибами. Его не так давно видели мамины знакомые в тех местах. Папа сидел на дереве. Они вместе с тамошним дятлом добывали из-под коры личинок и жучков.

– Мне очень приятно, что твой папа живёт интересно и задорно, – улыбнулась Селена, – и ни одному государству не платит налогов.

– Он всегда был смекалистым. По ночам мой папа съедал всю колбасу в холодильнике, и потом полдня мне и маме объяснял, что в нём поселились мыши. Кроме того, обнаглевшие грызуны в тёмное время суток пили водку и закусывали спиртное солёными огурцами.

Не далеко от Никона и Селены слышался шум, грохот и жуткие крики умирающих. Это железный гигант Сидоров получал эстетическое удовольствие и продолжал наводить в городе Жигруши свои порядки. Трифон Аркадьевич оказался не только частично мыслящим, но и неутомимым существом.

Вода в речке забурлила, и прямо из реки на берег вышел высокорослой мужик лет сорока пяти, весь покрытый бурыми водорослями. Самый настоящий водяной, которого привлёк запах пирожков.

– Это ты, папа? – выразила свое удивление и, в какой-то, степени недоумение Селена. – Но как же так? Несоответствие получается.

– Когда же ты, Кондратьевич, успел сменить место работы? – поинтересовался мастер участка Альпаков. – Какие-то невероятные события происходят.