Под цикадным деревом

Мы с Эвтерпой не смотрели друг на друга, но я не сомневалась, что в душе мы обе оплакивали выбор такого… немецкого имени. Увы, имя было современным и типичным для севера Италии: оно подойдет Лоренцо и если придется пересекать границу, и чтобы добраться до места, где его спрячут. Нужно было подумать о его будущем.

Я спросила, как Бьянке удалось сбежать из дома и почему младенца не передали из рук в руки военному.

— Она выпросила разрешения покормить малыша грудью в первую ночь, — ответила Эвтерпа. До меня дошло, что моя самая близкая подруга собирается попрощаться со всем, к чему привыкла. — Затем она выскользнула из дома, пока остальные пытались потушить пожар. Понимаешь, молния…

— Слышала!

Я решила не спрашивать, сохранилось ли что-то от их красивого, несчастного дома, пострадал ли кто-то от удара молнии. Времени не оставалось.

— Мы проследили за ней. Но боюсь, что он тоже… — добавила Эвтерпа, стуча зубами.

Больше мы ничего не успели произнести. Мне бы хотелось узнать, как им удалось добраться до монастыря незамеченными; стояла ночь, но удар молнии наверняка разбудил всю округу, а вдруг кто-то предупредил Поллини? Вероятно, фашисты всё еще следят за городом. Каким-то образом и Нери, и Бьянка, и ее дочери проявили недюжинную ловкость и не попались им. Я задалась вопросом, что мне сказать Бьянке, если она когда-нибудь придет забрать Лоренцо, но отмахнулась от этой мысли.

Не то время сейчас, чтобы терзаться сомнениями.

Мы с Нери не попрощались. На секунду встретились взглядами, а затем он стремглав побежал прочь.

Эвтерпа помчалась вслед за ним, но на прощание махнула рукой. В ее глазах стояли слезы. Друзья скрылись из виду за углом улицы. Я знала, куда они могли направиться: Нери много раз рассказывал мне о Бельгии. «Удачи, любимый», — беззвучно прошептала я ему.

Позже до меня дошли вести, что они с Эвтерпой по какой-то причине застряли на французской границе. В итоге Нери убедил ее вернуться, хотя она не хотела его слушаться. Она очень злилась на своих деда и отца за то, что те заключили сделку, и гнев ее не иссякал. Но она вернулась. По возвращении она так и не смогла приспособиться к жизни с семьей, а когда узнала, что дедушкину фабрику торжественно запустили на деньги Поллини, чаша ее терпения переполнилась. Думаю, она долго удивлялась, как вообще вышло, что Поллини выплатил оговоренную сумму, не получив взамен ребенка.

Откуда ей было знать, что у четы Поллини ребенок все-таки появился, после чего они крайне спешно переехали, кажется, в Милан. Разумеется, Эвтерпа приходила сюда, чтобы расспросить меня о последующих часах той ночи, когда мы виделись в последний раз.

Я не приняла ее. Не могла. Мне нужно было оберегать Лоренцо-Вальтера и Нери. На мне лежало тяжелое бремя, которое нельзя было перекладывать на Эвтерпу, даже отчасти… Позже до меня дошли слухи из города, что она работала в Милане, уезжала туда на всю неделю, что она даже уговорила свою мать бросить Беньямино. Бьянка ведь так и не вышла за него замуж; напротив, она переехала к вам в Верону, не так ли?

В перерывах между работой Эвтерпа возвращалась в Брешию. Думаю, она надеялась, что Нери и Лоренцо тоже когда-нибудь вернутся.

Все, что у нее осталось от младшего брата, — портрет, нарисованный Нери: однажды она пришла к монастырю и оставила его в колесе. Ребенок прекрасно развивался, пусть и рос в укрытии. Видимо, потому она нашла в себе силы не искать его. Я поцеловала портрет и тут же вернула его в колесо, чтобы Эвтерпа смогла забрать его с другой стороны и сохранить.

В ту ночь, когда молния подожгла дом Флавиани, я осторожно закрыла дверь за друзьями. Вот-вот должен был явиться фашист и забрать «своего» сына, который принадлежал вовсе не ему… Я не могла выдать ему правду, не могла сказать, что отдала Лоренцо в руки партизану. Их бы выследили и, скорее всего, поймали той же ночью. У Нери и Эвтерпы не было ни единого шанса убежать с новорожденным ребенком; им приходилось пробираться по заснеженному лесу. Я не знала, что делать, пока взгляд не упал на бумаги младенца, которого оставили у нас две ночи тому назад. Его мать умерла при родах, никто не станет его искать. Он выглядел слабеньким и вполне мог сойти за новорожденного недокормленного сына нищей женщины…

Больше я раздумывать не стала. Мне была ненавистна сама мысль отдать младенца в фашистскую семью. Я приносила его в жертву и была готова взять ответственность за свой поступок, если получится сбить Поллини со следа Эвтерпы, Нери и Лоренцо и если он не станет их преследовать.

В парадную дверь монастыря заколотили. Звук разнесся по всему зданию. Стучали снова и снова. Я побежала открывать, слыша, как в кельях ворочаются и пробуждаются ото сна сестры, несомненно задаваясь вопросом, кто бы это мог быть в такой час.

Передо мной стоял очень высокий, злой мужчина.

— Женщина сказала, что оставила его здесь.