На следующее утро путь на юг пришлось продолжить по пыльной, жутко ухабистой дороге, где от тряски у нас едва не выскакивали зубы, разговаривать в машине было совершенно невозможно, а генератор отваливался трижды.
Правда, тяготы пути в полной мере компенсировал пейзаж. По обе стороны так называемой дороги возвышались голые скалы, у подножий которых из травы торчали серые валуны, каждый величиной с дом. Вершины имели причудливую форму и напоминали то буханку хлеба, то купол, то зубчатую стену рыцарского замка. Жорж знал их по именам. Для многих племен, говорил он, вершины гор — это святые места, и люди поднимаются туда хоронить своих близких. Как-то давным-давно целое племя взбунтовалось и забралось на скалу; они жили на крохотной площадке, отбивая все атаки до тех пор, пока голод не принудил их сдаться. Солдаты сбросили мятежников с тысячеметровой высоты в пропасть.
Деревьев попадалось мало. Дело в том, что малагасийцы веками сводили леса на острове и эрозия уничтожила почву, оголив скальные породы. Редкие деревца торчали из каменистой земли, словно кости отощавшего животного. В последние десятилетия предпринимаются упорные попытки рекультивировать опустошенные земли, но структура почв изменилась настолько, что местные виды деревьев уже не могут там расти, и лесоводам пришлось сажать завезенные из Австралии эвкалипты. Только они в состоянии прижиться на этой оскудевшей земле, и теперь аккуратные ряды эвкалиптов выглядят жалкой заменой богатейших малагасийских джунглей.
На третий день пути исчезли даже эвкалипты: мы въехали в южную часть острова, где на выжженных песках могут выжить лишь растения, приспособившиеся к пустыне.
Местами участки были засажены рядами сизаля; его кусты имеют довольно устрашающий вид и по форме напоминают розетку из огромных толстых колючек, в центре которой торчит длинная мачта с отростками, усеянными цветами. Но по большей части на песчаных дюнах сумели прижиться лишь опунция да безлистные колючие кустарники.
И вдруг декорация переменилась. По обе стороны дороги выросли тонкие, без единой ветки стволы высотой десять метров; каждый ствол ощетинился броней из шипов и был опутан гирляндами светло-зеленых листочков размером с шестипенсовую монету. Они поднимались спиралями от земли. Некоторые стволы заканчивались кисточкой из высохших коричневых цветов. Хотя эти странного вида растения напоминают кактусы, они не имеют с ними ничего общего, а принадлежат к группе дидиерей, не встречающейся нигде в мире, кроме южной части Мадагаскара.
Именно в эти леса мы и ехали. Жорж сказал, что здесь водятся сифаки — лемуры, наиболее похожие на обезьян. Они должны были стать первыми героями нашего фильма.
Жорж предложил остановиться на ночевку в деревне, которую он назвал Футак. Уже приученные к особенностям малагасийского произношения, мы нисколько не удивились, когда оказалось, что на карте это место к северу от города Амбувумбе называлось Ифотака. Селение расположилось среди зарослей дидиерей — десяток прямоугольных деревянных хижин, окруженных тамариндовыми деревьями. Мы подъехали к нему уже в сумерках, и вышедший навстречу староста проводил нас в дом для гостей. Строение было похоже на коробку под соломенной кровлей. По цементному полу самоуверенно разгуливали пауки. Приезжие, по-видимому, появлялись здесь не часто.
Ночь выдалась беспокойной. Москиты надсадно зудели в душном, пыльном помещении. Не успел я заснуть, как тут же был разбужен громкими скребущими звуками. Во тьме было видно, как полог моей москитной сетки болтается из стороны в сторону. Я нащупал фонарь. В луче света возникла крупная коричневая крыса, метавшаяся, словно заводная игрушка, вверх и вниз по сетке в нескольких сантиметрах от моего лица. Она укоризненно посмотрела на меня, плюхнулась на пол и затрусила к Джефу, который громко сопел, до обидного безучастный к моим невзгодам. К сожалению, крыса миновала его сетку и скрылась в дыре в углу комнаты.
Я лежал в темноте, не в силах заснуть, как вдруг до меня донеслись глухие удары барабанов. Несколько минут я прислушивался, потом надел сандалии и вышел из дома. Жорж тоже проснулся, и мы пошли на другой конец деревни, откуда неслись звуки.
Сидя на земле, мужчина и женщина били в два огромных барабана. Перед ними горел костер, и в его отблесках мелькала фигура танцующей полуголой женщины. Она была среднего возраста, худая, с лицом, покрытым слоем белой глины. Вокруг нее кружилось человек тридцать-сорок. Мужчины были стройные, мускулистые, негроидного типа, в забавных вязаных шапочках, похожих на желуди, в набедренных повязках, оставлявших неприкрытыми ягодицы. Они с силой ударяли пятками оземь, резко поднимая и опуская руки при каждом повороте. Люди были полностью поглощены танцем, при этом их лица оставались совершенно безучастными и напоминали маски.