Под тремя башнями

Ярко поспешно снял обёртку и, рассматривая вместе с Миреком фотографии, спросил:

— А нам какие дашь?

— Это все вам, — улыбнулся Сашка.

— Спасибо, — протянул Ярко и посмотрел на Мирека. — Как делить будем?

— Делить не надо, — усмехнулся Сашка и выложил второй пакет. — Я всем поровну напечатал.

— Ух ты!.. — Ярко сгрёб фотографии и заявил: — Я их хранить буду, это ж потом, если посмотреть, как интересно будет.

— Точно, — подтвердил Мирек и, взяв свой пакет, поднялся. — Мне пора.

— Мне тоже, — Сашка вскочил. — Я с тобой…

Наскоро попрощавшись с Яркой, который решил заняться домашними делами, Мирек и Сашка по Киевской направились в центр. Заминка, случившаяся в разговоре про Выселки, не выходила у Сашки из головы и, едва они миновали еврейское кладбище, хлопец вроде как сам с собой рассуждая, начал:

— Слушай, Мирек, я вот всё думаю, если тот комсомольский секретарь был связан с бандеровцами, может, и Петрович, раз он так свободно по лесу ходит, тоже из тех.

— Всё может быть, — Мирек на секунду запнулся. — Тут, я тебе честно скажу, всякое было…

— Но Ярко говорит, Петрович вроде как партизан, — неожиданно начал защищать лесника Сашка.

— Партизаны тут тоже какие хочешь по лесу шастали… — начал было Мирек, но оборвал себя на полуслове.

Однако Сашка уже уловил, что тут что-то не так, и спросил:

— А ты сам, почему не сказал сержанту про Петровича?

— А потому, — жёстко ответил Мирек, — что мы того Петровича не просто видели, а ещё и подвозили. Понял?

— Нет, — закрутил головой Сашка. — Он же твой добрый знакомый, ещё отца твоего знал.

— Вот именно поэтому, — резко отрубил Мирек.

— Ничего не понимаю… — пожал плечами Сашка. — Причём тут твой отец? У тебя же отчим.

— Отчим… — Мирек повернулся к Сашке. — То отчим, а то отец. Не хочу я его никуда впутывать. Ты что, забыл, что в лесу делалось? Обязательно допытываться б стали, что да как. А я что скажу?

— Вон ты про что… — протянул Сашка, наконец-то начавший кое-что понимать.

Какое-то время приятели молча вышагивали улицей, а потом Мирек, уходя от явно неприятной ему темы, спросил:

— А ты сам чего так сорвался? Помог бы Ярке.

— Помочь можно, но, понимаешь, у меня тоже дело. — Сашка слегка придержал болтавшийся на боку «кодак». — Я ведь хочу журналистом стать, и вот что надумал. Пока у нас всё так, наснимать самое интересное и фотоальбом сделать, а потом, лет через пять, когда всё иначе будет, ну, когда всё восстановят, снова сфотографировать и сравнить. Знаешь, какой репортаж выйдет!

— Далеко смотришь. — Мирек удивлённо посмотрел на Сашку и хмыкнул. — Только ты и про сегодняшний день помни. В Старый город, если полезешь, смотри на Лера не нарвись. Он, гад, злопамятный. Если один будет, то ничего, а вот если с кодлой, мой совет: удирай сразу.

— Это знаю, — Сашка кивнул. — Не в первый раз. Там, где я раньше жил, тоже всякой шпаны хватало…

В центре возле памятника-танка хлопцы расстались. Мирек через мост Бена отправился к себе на Уланскую, а Сашка по Ягеллонской прямиком зашагал к Старому городу. По дороге он обдумывал, что и как будет снимать, и вдруг вспомнил про дверцу, вделанную во внешний контрфорс монастырской стены. Сашке казалось, что там наверняка начнут первым делом проводить расчистку зарослей, и, чтобы заснять всё как есть, следовало спешить.

Под эти размышления Сашка добрался до здания бывшей почтовой станции и нырнул в проходной двор. Солнце как раз начало склоняться к западу, и его лучи сейчас самым лучшим образом освещали и мещанские домики-хаты, и видневшуюся дальше монастырскую стену, и густые заросли, выросшие на месте исчезнувшего рва.

Сашка свернул на уже знакомую тропку, быстро добежал до контрфорса и, выбрав удобную позицию, принялся с помощью видоискателя уточнять ракурс. И тут, совсем неожиданно, когда он, уже нацелившись через окошечко «кодака» на кованую дверь, готовился нажать спуск, изнутри послышался чёткий звук отодвигаемого засова.

Хлопец юркнул за ближайшее дерево. Дверь скрипнула, и на тропинку вышел не кто иной, как Лер Олек. В руках он держал большущую книгу, кожаный переплёт которой был украшен золотым тиснением. Воровато оглядевшись, Лер завернул фолиант в газету и, не заметив спрятавшегося в кустах Сашку, по тропке зашагал к проходному двору.

Подвальный житель

У Глушецкого въезда на городской площади шумела барахолка. Тут торговали старой рухлядью, брошенной солдатской амуницией и ношеными вещами. Здесь же, как накипь в грязном котле, крутились мелкие жулики, спекулянты, карманники и прочая шушера.

Мирек продрался мимо рядов со всяческим тряпьем в скобяной угол, где на разостланных кусках брезента среди всякой железной мелочи можно было найти всё: от сломанного курка бельгийской двустволки до полевого ремкомлекта с военного «бюсинга».