Под светом Луны (СИ)

Этот голос. Мерзкий, грубый, пронзительный и напоминающий, зачем и по какой причине он здесь. В одно мгновение Рис сбросил с себя оцепенение и повернулся в сторону, откуда раздался голос. Кларк стоял в стороне, их обоих будто отгородило от остальных кругом сражающихся и сцепившихся бойцов, а они стояли в центре друг напротив друга.

— Ты ответишь за то, что совершил, — спокойно, холодно и убито прошептал Рис.

Но Кларк его услышал. И засмеялся. Он стоял и хохотал, глядя ему в глаза с превосходством и ликованием.

— Ты посмотри на себя, — продолжая посмеиваться и начиная шагать по кругу, издевался соперник, насмешливо глядя на Риса. — Ты же сейчас слаб. Ты раздавлен. В твоих глазах затравленность и боль. И это ты сейчас отвечаешь за то, что совершил. Ты — наглый безродный мальчишка! — шипел Кларк, злобно глядя на мужчину. — Ты посмел меня так унизить! Так втоптать в грязь! Ты посмел посмеяться надо мной! Ты разрушил все, что я строил годами!

В этом волке сейчас кипели все его чувства: злость, ярость, гнев, ненависть и презрение. Он был ослеплен своей жаждой мести. Был повержен собственной слабостью. Стал заложником своих обид. И это делало его истинным безумцем.

— Ты посмел тронуть мою семью. И ты умрешь за это, — тихо и все так же холодно и равнодушно ответил Рис, глядя на исходящего агонией соперника.

— О! Я знал, на что давить, — снова смеялся оборотень. — Знал твое слабое место. Всегда знал. И ждал, когда надавить на него, когда тебе будет больнее всего! И вот я здесь! — возвестил Кларк, пафосно подняв руки, будто в ожидании оваций. — И ты передо мной — никто, раздавленный щенок, потерявший истинную пару — потерявший все.

Из горла Риса раздался рык и он кинулся на врага, оборачиваясь прямо в воздухе. Кларк тоже не терял времени, и вот два волка — черный и серый — кружат друг перед другом, грозно и злобно рыча. Зверь Риса выбрался на волю, и теперь ничто не удержит его от мести за гибель своей пары.

Вокруг бросившийся друг на друга главных соперников сражение потихоньку затихало. Охотники гибли от клыков и когтей сильных хищников, захлебывались кровью и криками. Тут и там раздавались беспорядочные выстрелы, но и они вскоре затихли. Без всяких дальнейших команд волки зачищали местность, выслеживая сумевших сбежать охотников, скользнули внутрь катакомб, где уже был Дар, зашедший со второго хода и разыскавший вместе со своей группой тех, кто сидел в норах. Отец Мины, обернувшись человеком, кинулся в катакомбы, где за первым же углом наткнулся на ужасающую картину, которую он не забудет до конца жизни.

Его девочка, красивая, нежная и юная, в когда-то великолепном белоснежном платье, сейчас заляпанном грязью, кровью и пылью, порванном и гротескном, лежала на холодном бетоне. Матовая кожа была бледной, губы посерели, а грудь не вздымалась. Молодой мужчина пошатнулся, глядя на своего ребенка, не в силах выдержать этой картины. Медленно он сполз на пол спиной по земляной стене, кусая губы и не в силах оторвать взгляда от Мины. Там, на холме кричала его жена, его истинная половинка, увидевшая эту картину его глазами. Кричала и билась в истерике в руках сына, пытающегося удержать ее и не дать спуститься вниз.

Анжи не отрывала взгляда от девочки, что стояла над Миной, сильно зажмурив глаза. Не обращала внимания на пробежавших мимо волков, лишь шепнув в темноту, чтобы нашли Билла. Она была уверена, что ее услышат, и даже без ее просьбы кинуться искать мужа. Она не видела отца Мины, стискивающего зубы и сжимающего в кулаках свои волосы на опущенной к коленям голове. Она смотрела только на омегу и не могла оторвать взгляд. Было что-то в том, что делала эта странная девочка. Что-то загадочное и неуловимое, что сильное и не поддающееся объяснениям и логике. Но вдруг она сильно вздрогнула и резко сжала руками собственную голову, издав короткий, но пронзительный вопль. И было в этом коротком звуке сожаление, обида, боль и страх. Будто пьяная, она раскрыла глаза и посмотрела вокруг странно пустыми глазами. Перевела ничего не значащий взгляд на по-прежнему безвольно лежащую перед ней Мину, встряхнула головой и снова положила дрожащие ладони на прежнее месте. С улицы до них донесся многоголосый вой, тоскливый, сильный и тяжелый, грустный.

Рис шел на запах, едва стоя на ногах. И не в том было дело, что сражение и победа над Кларком забрали слишком много сил или причинили тяжелый вред. Дрожал он от эмоций, от страха идти вперед и нежелания делать это. Он одновременно хотел и не хотел увидеть то, что никогда не даст ему покоя и сведет его с ума. Но и просто уйти, не забрав с собой Мину, он не мог.