Под стеклянным колпаком

Я ожидала доктора, размышляя над тем, не удрать ли, пока не поздно. Я знала, что то, что я собираюсь сделать, было незаконным, — во всяком случае, в Массачусетсе, потому что этот штат кишмя кишит католиками, — но доктор Нолан уверила меня, что этот врач — ее старый друг и чрезвычайно умный человек.

— Какова цель вашего визита? — осведомилась одетая в белую форму служащая, записывая мое имя в свою бухгалтерию.

— Что значит «цель»?

Я не ожидала, чтобы кто-нибудь, кроме самого доктора, посмел задать мне этот вопрос, а в приемной было полно народу, и не только к моему доктору, и большинство из этих женщин было с животами или в сопровождении детей, и я почувствовала, как их взгляды устремились к моему плоскому, девственному лону.

Служащая еще раз поглядела на меня, и я покраснела.

— Колпачок, верно, — мягко произнесла она. — Я только хотела убедиться наверняка, чтобы знать, какой счет вам выписать. Вы ведь учащаяся?

— Учащаяся.

— Значит, пятидесятипроцентная скидка. Пять долларов вместо десяти. Послать счет вам на дом?

Я собралась было сообщить ей домашний адрес, ведь к тому времени, как придет счет, я уже скорей всего буду дома, но потом сообразила, что моя мать может увидеть его первой и прочесть, за что это я плачу. Единственный другой адрес, который я могла бы назвать, был безымянным номером почтового ящика, к чему прибегают люди, не желающие широко рекламировать тот факт, что живут в сумасшедшем доме. Но я сообразила, что служащей может быть известно, что означает подобный номер, поэтому я сказала, что расплачусь наличными, и извлекла пять долларов из сумочки, отделив их предварительно от небольшой пачки.

Пять долларов были частью той суммы, которую вручила мне Филомена Гвинеа как своего рода подарок к выздоровлению. Я подумала, как бы она отнеслась к тому, на что именно я трачу подаренные ею деньги.

Желая того или нет, Филомена Гвинеа выкупала меня из рабства.

— Мне невыносима сама мысль, что мужчина может прижать меня к ногтю, — сказала я доктору Нолан. — Мужчина ни за что на свете не отвечает, а я вот рожу ребенка и должна буду сидеть с ним, как привязанная.

— А что-нибудь в твоем поведении изменилось бы, если бы ты избавилась от страха перед беременностью?

— Да, но…

И я поведала доктору Нолан о замужней адвокатессе с ее «Обществом защиты девственности».

Доктор Нолан терпеливо дослушала меня до конца. Затем расхохоталась.

— Какая ерунда, — сказала она и написала мне на бумажке рецепта имя и адрес гинеколога.

Я нервно листала номер «Младенческого журнала». Сытые, ослепительные личики младенцев с улыбкой смотрели на меня с каждой страницы — безволосые младенчики, шоколадного цвета младенчики, младенчики с личиком президента Эйзенхауэра, младенчики, первый раз распеленатые, младенчики, тянущиеся за погремушкой, младенчики, вкушающие первую порцию кашки, младенчики, вытворяющие все свои номера, сопутствующие их постепенному, шаг за шагом, вхождению в тревожный и безумный мир.

В приемной плыл запах талька, кефирчика и мокрых пеленок, навевая нежность и печаль. Каким простым казалось для окружавших меня женщин их материнство! Почему же я настолько лишена малейшего материнского инстинкта, почему я настолько чужда всему этому? Почему бы и мне не посвятить себя воспитанию ребенка, потом — другого, потом — целой кучи детей, подобно Додо Конвей?

Но если бы мне пришлось заботиться о ребенке целый день, я бы просто сошла с ума.

Я посмотрела на ребенка, которого держала на руках женщина, сидящая напротив меня. У меня не было ни малейшего представления о том, какого он возраста, я с детьми никогда не могла этого хотя бы приблизительно определить; мальчик вроде бы умел что-то говорить, и за выпяченными алыми губками у него были зубки, штук этак двадцать. Он покачивал головой из стороны в сторону (а шеи у него как будто совсем не было) и наблюдал за мной с мудрой, стоической усмешкой.

Мать мальчика непрестанно улыбалась и держала его так, словно он был единственным чудом и единственным сокровищем на всем белом свете. Я следила за матерью и малышом, пытаясь разгадать причину того, почему они оба так довольны собой и друг другом, но, прежде чем я пришла к какому-то выводу, меня позвали в кабинет.

— Колпачок вам придется по вкусу, — сказал доктор с самым добродушным видом, и я с облегчением подумала, что он человек и специалист не того сорта, чтобы задавать всякие неприятные вопросы. А я уже прикидывала, не сообщить ли ему о том, что я выхожу замуж за моряка, как только его корабль бросит якорь в Чарльзтонской гавани, а обручального кольца у меня нет, потому что мы чересчур бедны и не можем себе такое позволить, но в последний момент я забраковала эту трогательную историю и просто кивнула.