Под стеклянным колпаком

Она самым нелепым образом визжала, и хохотала, и призывно помахивала бедрами навстречу проходящим врачам, и смотритель в белой куртке, которому положено было следить за порядком в этом конце отделения, глядя на нее, прислонился к радиатору и чуть не спятил от смеха.

Рыжая выхватила у меня супницу и опрокинула ее над своей тарелкой. Горошек вывалился не только туда, но и ей на колени и на пол и покатился по нему, как какие-нибудь зеленые шарики.

— Ах, миссис Моол, — грустно сказала медсестра. — Думаю, вам сегодня лучше пообедать у себя в палате.

Она собрала большую часть рассыпавшегося горошка в миску и передала ее соседке миссис Моол. А саму миссис Моол повела прочь. Всю дорогу по коридору, до своей палаты, рыжая оборачивалась, и строила нам рожи, и издавала неприличные звуки.

Негр подошел и принялся собирать посуду. Причем забирал он пустые тарелки у тех, кому вовсе никакого горошка не досталось.

— Мы еще едим, — сказала я ему. — Вам придется подождать.

— Ой, какие мы важные!

Негр насмешливо уставился на меня. Потом быстро огляделся по сторонам. Медсестра еще не вернулась от миссис Моол. Негр отвесил мне оскорбительный поклон.

— Мисс Пис-пис, — пробормотал он сквозь зубы.

Я сняла крышку со второй кастрюли и обнаружила там макароны, холодные и склеенные какой-то липкой пастой.

Третья — и последняя — супница была доверху полна вареными бобами.

Я совершенно ясно осознавала, что никогда и никто не дает бобы и горошек в течение одной трапезы. Бобы и морковь — извольте, бобы и фасоль — и то куда ни шло, но бобы и горошек — ни за что на свете. Дрянной негр просто решил над нами поиздеваться.

Медсестра вернулась, и негр поспешил удалиться от стола на подобающее расстояние. Я наелась вареных бобов до отвала. Затем встала из-за стола, прошла туда, где меня не было видно медсестре, очутилась за спиной у негра, который, чуть наклонившись, мыл грязную посуду, и со всей силы заехала ему ногой по заду.

Негр с жалобным воплем отлетел в сторону, а затем, выкатив свои дурацкие глаза, на меня уставился.

— Да что же, мисс, что же это такое, мисс… — запричитал он, потирая ушибленное место. — За что ж это вы меня, за что ж это вы, за что ж…

— Ты это заслужил, — сказала я и посмотрела ему прямо в глаза.

* * *

— А вставать ты сегодня не собираешься?

— Не собираюсь.

Я поглубже зарылась под одеяло, натянула на голову простыню. Затем откинула ее край и посмотрела наружу. Медсестра встряхивала градусник, только что вынутый у меня изо рта.

— Температура нормальная. — Я, как всегда, успела посмотреть на градусник, прежде чем отдать ей его. — Температура нормальная, чего же ее все время мерить и мерить?

Я хотела было сказать ей, что если бы у меня было что-нибудь не в порядке с телом, это оказалось бы замечательно, потому что куда лучше иметь телесную болезнь, чем психическую, но для этого мне пришлось бы произнести слишком длинную и слишком утомительную фразу, поэтому я, не сказав ни слова, зарылась в постель еще глубже.

Затем сквозь тонкую простыню я ощутила легкое, но неприятное давление на мою правую ногу. Я высунулась из своего убежища. Медсестра поставила на меня поднос с термометрами, а сама отвернулась, чтобы пощупать пульс у моей ближайшей соседки, лежащей на той кровати, в которой ранее пребывала миссис Томоллилло.

Я почувствовала, как меня охватывает легкая зловредность, раздражающая и притягательная одновременно, вроде как боль в шатающемся зубе. Я зевнула, потянулась, как будто собираясь перевернуться с боку на бок, и сбила поднос на пол.

— О Господи! — Крик медсестры прозвучал, как призыв о помощи, поэтому в палату примчалась и ее напарница. — Посмотри, что ты наделала!

Я высунула голову из своего простынного панциря и поглядела на пол. Вокруг перевернутого эмалированного подноса звездочками блистали осколки разбитых градусников и ядовитой росой дрожали ртутные шарики.

— Извините, — сказала я. — Я нечаянно.

Вторая медсестра мрачно уставилась на меня:

— Ты это сделала нарочно. Я тебя застукала.

Затем она довольно поспешно вышла из палаты, и почти сразу же вслед за этим пришли двое смотрителей и покатили меня в кровати на колесиках и со всем скарбом в то помещение, где раньше пребывала миссис Моол. Но перед тем я ухитрилась прихватить шарик ртути.

Вскоре после того, как они, заперев меня, ушли, я увидела в зарешеченном оконце на двери физиономию негра, цвета черной патоки, но притворилась, будто ничего не заметила.

Я чуть приоткрыла кулачок, как ребенок, играющий со своею тайной, и полюбовалась на серебряный шарик, перекатывающийся по ладони. Стоит мне уронить его, и он разобьется на миллион своих собственных точных копий. Но если собрать их вновь, они сольются в точно такой же шар, каким были прежде.

Я любовалась, и любовалась, и любовалась им.

Я не могла представить себе, как они сумели разобраться с миссис Моол.

15