…Он сидел прямо на снегу, в закутке меж пустующими строениями, привалившись спиной к холодной стене из силикатного кирпича и закрыв глаза. Он дышал неожиданно свалившейся на него волей. И не знал, что с ней делать. Он пытался думать. Последнее получалось, прямо скажем, не очень. Все произошло так быстро и неожиданно, что для оценки случившегося просто не было времени и информации. А сейчас он мог оценить разве что только свое нынешнее положение.
Каковое было еще хуже.
Карташ с ненавистью посмотрел на треклятый пакет, в который еще там, в камере, он переложил мыло, бритву и
Стрельба на проспекте давно угомонилась – пес знает, кто там победил, наши или немцы. Но вокруг пока все было тихо. Если уцелевшие в перестрелке и ищут его, то явно сбились со следа. То бишь, с отчетливых его следов на снегу. Что не удивительно: Карташ столь витиевато их, следы в смысле, запутывал, что отыскать его можно только разве с теплодатчиком. А может, и нету уцелевших, может, положили друг друга в борьбе за тело отчего-то очень нужного им Карташа.
Наконец сердечко угомонилось и мысли пришли в относительный порядок.
Итак. Что у нас получается?
Получается, что в активе у нас только ствол, нежданная свобода и – кой-какие вещички, чтоб помыться-побриться: крайне необходимые в сложившейся ситуации!
Зато в пассиве имелся целый вагон неприятностей. Карташ был один. В городе, где нет ни одной знакомой собаки. В совершенно незнакомом районе этого самого города. Без документов, сигарет, еды и денег. Зато в наручниках. Кроме того, наверняка все менты и
Но самое главное: записка Кацубы. И то, если Алексей правильно разгадал его шифр, что Машка жива.
Как такое может быть, сие пока неважно.
Важно – что жива.
А значит что?
Значит – продолжим, господа!