Под созвездием Ориона

— Очень просто! Я сейчас пойду играть на то же место. Или во двор, там рядом. А вы принесете… Или вашего Тему пришлите… — Последние слова я сказал небрежно, чтобы она не догадалась о моем тайном интересе.

— А вы там… не побьете его?

Я не стал бурно возмущаться и уверять ее в нашей благовоспитанности. Хватило ума отозваться сдержанно:

— Зачем же? Мы никого не трогаем.

— И никогда не деретесь?

— Деремся, если сильно поссоримся. Но это по-честному, один на один. И только если силы одинаковые… — Это была правда. И я добавил: — А чего же мы будем приставать к человеку ни с того ни с сего? Он же… кажется, не задиристый.

— Увы, ни в малейшей степени, — почему-то слегка опечалилась Темина мама.

Она взяла у меня деньги, купила у продавщицы (явно огорченной таким поворотом дела) пластинку, и мы пошли к улице Герцена.

— Интересно, что это за пластинка? — сказал я, чтобы поддержать светскую беседу.

— Это песня Петера. Вернее, танго… Есть такая кинокартина — «Петер». С артисткой Франческой Гааль.

— Да, я знаю. Я смотрел.

Мы помолчали.

— Странная девушка эта продавщица, — проговорила Темина мама. — Откуда в ней такая недоброжелательность? И что с этой девушкой станет в пожилом возрасте…

— Сделается как старая графиня с тремя картами, — поддакнул я.

Темина мама опять изумленно глянула на меня из-под шляпы:

— Ты читал «Пиковую даму»?

Я сказал со скромным достоинством:

— Помилуйте, Зоя Корнеевна. Мне уже почти десять лет.

— Вот как… да, конечно… А мой Тема еще не читал. И вообще к Пушкину относится прохладно, как я ни стараюсь… Правда, ему пока что девять с небольшим… Зато он без ума от «Острова сокровищ».

— От «Острова» все без ума, — согласился я.

Мы расстались на углу Герцена и Дзержинского, и я пошел в свой старый двор.

На крыльце большого дома сидели Толька Петров, Амир-ка Рашидов, Семка Левитин и Валерка Сизов. Воззрились на меня. Сейчас начнется!

Я опередил возможные насмешки:

— Ну, че уставились! Я в лагерь собирался, велели в пионерской форме. Я уже совсем готовый был, а мне вдруг: «Мотай на фиг, нету для тебя путевки!» Одна там начальница, размером с дирижабль… Кому-то сплавила, наверно, мою путевочку по знакомству… Зря только документы копил. Вот!.. — И я выдернул из кармана пачку излохмаченных бумажек.

Все это произвело впечатление. Ко мне отнеслись сочувственно.

— А зато у меня вот что есть! — добавил я гирьку на свои весы. И вытащил мундштук.

— Ух ты! Где раздобыл? — Валерка протянул руку. — Дай посмотреть!

— На… В пионерской комнате стырил, когда вожатая за характеристикой ходила.

…— Вот она узнает, напишет тебе характеристику, — умудренно предупредил Семка.

— Ништяк…

М-да, послушала бы сейчас меня Зоя Корнеевна!

Все по очереди подудели в мундштук. Он издавал пукающие звуки. Толька Петров «пукал» дольше всех, потом опустил мундштук и удивился:

— Уй, гляньте-ка, кто к нам идет! Панамка…

От калитки нерешительно шел к крыльцу Тема.

Теперь он был не в клетчатом костюмчике, а попроще: в потертых вельветовых «шкериках», в голубой полинялой матроске, в сандаликах на босу ногу. Но чистая панамка белела на нем по-прежнему. И это говорило о принадлежности мальчика к иному миру. У нас в панамках гуляли только дошкольники.

— Это ко мне! — поспешно и решительно сказал я. — Темчик, иди сюда! — Так у меня вышло: Темчик. И было это для него более подходящим, чем Тема и тем более Темка…

Темчик подошел. Глянул на всех светло-карими глазами. С робостью, конечно, однако без заискивания. Негромко, но отчетливо сказал, не опуская глаз. Всем:

— Здравствуйте.

— Привет, — буркнул Семка Левитин с иронической ноткой.

— Здравствуй, — сказал я. Остальные молчали.

— Он в большой ограде живет, — объяснил я, исполняя ритуал ввода новичка в наш круг. — Недавно приехал.

— Да знаем уж… — хмыкнул Амирка.

— По-моему, он девчатник, — заявил совершенно лишенный такта рыжий Толька. — Ты любишь за девками ухаживать, правильно я говорю?

— Вовсе нет! — сдержанно возмутился Темчик.

— Он на них и не глядит, — заступился я.

Темчик глянул на меня чуть виновато.

— Нет, я… гляжу иногда. Там, где я раньше жил, мы часто играли вместе, мальчики и девочки. Но это ведь не ухаживание…

Речь Темчика, более отчетливая и правильная, чем у нас (да еще с московским «аканьем»), конечно же, не настраивала в его пользу. Но дразниться никто пока не стал. Миролюбивый Валерка Сизов спросил:

— Ты в Москве, что ли, жил?

— Да…

— А зачем вы сюда приехали?

— У нас папа… сюда направлен на работу. Не совсем сюда, но близко…

— А че, в Москве все в панамках ходят? — спросил Амирка.

— Нет, конечно. Но у меня раньше случались солнечные удары, и мама говорит, чтобы я носил, когда жарко.

Над беззащитной искренностью смеяться нечестно, и Семка лениво проговорил:

— Рыжий, закройся.

И Толька, готовый было отпустить очередное ехидство, на время «закрылся».

Темчик опять посмотрел на меня:

— Это ведь ты — Славик? Мама просила передать деньги. И сказать спасибо.

— Пожалуйста, — вздохнул я, ощущая, как нарастает неловкость. И взял трешку.

— Ух ты, новенькая, — сунулся Семка. — Хочешь, разменяю? Два рубля бумажками и руль мелочью.

— Зачем?