Под созвездием Кассиопея

Шторм начался как-то очень уж резко. Серая пелена, которая двигалась им навстречу, сначала казалась безобидной. Ну, прыснет немного. Эка важность! Но тут угрожающе свистнул ветер. Перекрестные волны злобно забили в борта. Судно стало кидать так, что загремела, перекатываясь по полу, железная посуда. Каюта задрожала от глухих тяжелых ударов. Слышно было, как девиц выворачивало наизнанку. Какой-то «умник» попытался открыть люк.

— Не выходить! Смоет за борт! — резко крикнул Александр и для надежности прижал люк ногой. И надо было ему связаться с этими горе-туристами?! Взглянул на Валерку. У того в глазах чуть не звериный восторг. Видать, его стихия-матушка почувствовала родственную суть. Плевать ему на то, что ветер, как токарный станок, завывает на самых крутых оборотах. Стоит на ногах твердо, словно ступни к палубе шурупами прикручены. Надежный парень. С Валеркой знакомы они были давно. Как свела судьба — одному Богу известно. И учились в разных школах, и жили не по соседству. Нельзя сказать, чтобы общих интересов было много. Валерка был из тех, кто держит палец в каждом пироге. Ему хотелось испробовать в этой жизни исключительно все. Он играл на гитаре, пел в школьном ансамбле. Несмотря на свою тучность, страшно любил футбол и даже принимал участие в матчах сборной города. Увлекался техникой, запоем читал философские книги, штудировал английский и … подрабатывал звонарем в церкви. Потом какое-то время плавал на китобойном судне матросом, как-то между делом умудрился окончить институт культуры. Пробовал открыть частную фирму, связанную с оформлением реклам. Легче было перечислить, чем он не занимался в своей жизни. Словом, ему как-то удавалось совмещать несовместимое. Представляясь незнакомым людям, шуткой рекомендовал себя так: «Сварщик широкого профиля с высшим гуманитарным образованием». Валерка вносил в жизнь легкость и хаос, каких Александру явно не хватало. Их бросало навстречу друг другу эпизодически. Встретившись, начинали общаться столь упоенно и непринужденно, словно расстались не полгода назад, а только вчера. Большой, грузный, шумный, добродушием и беспечностью нрава он походил на малого ребенка. Валерка старался вести трезвый образ жизни, поскольку в выпивке, как всякого русского, его заносило — и крепко. И уж если входил в очередной запой, жена и даже родная мать уходили из дому. В пьяном угаре Валерка мог вытворять такое! Смотреть на него было и дико и смешно: то вместе с котенком лакал из миски молоко, растянувшись по полу голым брюхом, то раздавал деньги бомжам, которые околачивались у помоек его дома. Мог влезть в любую драку и без всякого страха перед подлым ножом или коварным шилом раскидать дерущихся мужиков у винного магазина. А то вдруг среди ночи, одержимый каким-то безотчетным, непонятно откуда взявшимся ужасом, бежал к собору, перепрыгивал через железную ограду и падал на колени перед чугунной дверью храма, истошно молясь на святые купола…

Александр тревожно вглядывался в темное небо. Шквальный ветер носился над водой и разбивал брызги в колючую пыль, которая нещадно хлестала по лицу. В приступе какого-то неистовства смерч закручивал и подбрасывал в небо целые водяные столбы. Тщедушные паруса трепетали на ветру, словно бумажные фантики. Надо бы спустить их да кинуть якоря. Погода разошлась не на шутку. Конечно, яхту перевернуть невозможно. Трехтонный киль делает свое дело. И все же, на всякий случай, поправил на груди крест, нащупал в потайном кармане икону Николая Угодника. Что ни говори, а они с Валеркой в ответе за людей, которых взяли на борт.