Глоток кофе может оказаться смертельным для моих внутренностей, но я не сдаюсь. Как будто нет ничего естественнее, чем готовить кофе у Фрэнка на квартире в понедельник утром, в шесть пятнадцать.
Фрэнк лежит на боку, с головой под одеялом.
— Нет, больше не усну, — бормочет он минут через пять и присоединяется ко мне. Включив свет и обнаружив мое примитивное приспособление для варки кофе, обнимает меня сзади за талию.
— А ты изобретательная, — замечает довольно, куснув мое ухо.
— Молоко? Сахар? — улыбаюсь я.
— Просто черный.
Спокойствие, только спокойствие. Веди себя невозмутимо, как будто ты всю жизнь варила Фрэнку кофе. Я подхожу к огромным окнам и безмятежно (ха!) наблюдаю за проносящимися по Второй авеню машинами. Люди выгуливают собак, бомжи толкают тележки, мусор закручивается в маленькие смерчи. Небо серое, и, хотя еще рано, мне ясно, что весь день будет таким же.
Обернувшись, чтобы глянуть на комнату в утреннем свете, я вижу, что чистота здесь безупречная, если не считать посуду на ковре и неубранную кровать. Я тяну время, прежде чем сделать глоток: от кофе мои кишки точно зайдутся в конвульсиях.
— Ну, мне пора, — заключаю я, ставлю кружку на столик и направляюсь к шкафу за пальто. Эх, будь я нормальным человеком, как было бы славно поваляться в постели со своим новым парнем. Но не судьба.
— Уже? — Фрэнк явно обижен.
— У меня сегодня куча дел. — Ничего лучшего на ум не приходит.
— Но поцелуй я по крайней мере получу? — Фрэнк подходит ближе.
Нужно бежать, бежать, бежать!
Я улыбаюсь, надеюсь, не идиотской, а сексуальной утренней улыбкой после совместно проведенной ночи. Не довольствуясь простым поцелуем, Фрэнк засовывает свой кофейный язык мне в рот. Дело хорошее, но время выбрано неудачно.
— Я тебе позвоню, — обещает он.
— Конечно. — Я накидываю пальто и неспешной походкой кинодивы (надеюсь, это выглядело именно так) выхожу за дверь. Я настолько озабочена предстоящим путешествием через весь город, что забываю посмотреть с улицы на окно Фрэнка. Потом гадала, стоял ли он там.
Я не увольняюсь из «Такомы» ни завтра, ни послезавтра, ни после-послезавтра, потому что боги решили одарить меня мимолетной улыбкой. Каким-то чудом Дэнни О’Шонесси с Джейком разом заболели. Раньше чем через неделю на работе их ждать не приходится. Поскольку у Ноэля больше никого нет (к тому же я все равно практически одна готовила для О’Шонесси рабочее место), он нехотя ставит меня на соте. Но предупреждает:
— Если мне придется спасать твою задницу больше чем один раз за вечер, отправлю обратно на закуски, поняла?
Последние два месяца я изучала все тонкости каждого блюда соте. Я узнала, что жареный лук с ячменной начинкой хорошо сочетается с красным люцианом[38] в крепком бульоне, посыпанным острым перцем-чили и политым маслом из кориандра. Что фазана, обжаренного с обеих сторон и доведенного до готовности в духовке, подают с тыквенным ризотто, клюквенным пюре и стрелками чеснока. Что морского окуня, припущенного в оливковом, а затем в сливочном масле и подрумяненного в духовке, нужно выкладывать на горку из картофельного пюре, обложенную по кругу молодыми репками и жареной кукурузой, сбрызнутой бальзамическим уксусом.
Рэй в подвале нарезает телячьи отбивные.
— Эй, мамуля, иди-ка, глянь на телятину!
Я стою рядом с ним, улыбаясь во весь рот, не в силах вымолвить ни слова, и слежу, как он вырезает мясо между ребрами острейшим ножом и кладет каждый кусок на стоящие перед ним весы.
— Сияешь как медный таз.
— Угадай, кто сегодня на соте?
— Вот это да-а! — Рэй, похоже, взволнован не меньше меня. — Не сядь в лужу, мамуля. Покажи ему, на что ты способна.
— Покажу, не сомневайся.
Решив все делать по науке, я прежде всего прокаливаю сковороды с толстым слоем крупнозернистой соли. Затем, ухватив щипцами сложенное бумажное полотенце, надраиваю этой солью дно сковороды и смазываю его арахисовым маслом (азы профессиональной кухни: при высоких температурах это масло не так быстро сгорает, как другие).
Сегодня среда, поэтому зал наполняется часам к восьми. Я работаю методично и сосредоточенно, рассчитываю время, чтобы мясо и рыба были готовы одновременно с гарниром. Ноэль стоит над душой, наблюдает, скрестив руки на груди, выгнув бровь, выискивая ошибки.
Я в ударе — сообразительная, организованная, старательная. Такое впечатление, что Ноэль разочарован отсутствием промахов. Но ничто не может испортить мое хорошее настроение и мою радость: я так благодарна ему за этот шанс. Я хочу впечатлить его. Ты думал, Ноэль, я ни на что не гожусь? Смотри же!