Под шапкой-невидимкой

Черепаха дремала на солнце, странно моргая то правым, то левым глазом. Тело уже запросило еды: вот уже 200 дней, как черепаха ничего не пила и не ела.

Со всей быстротой, на какую только была способна, черепаха тронулась в путь. Черепашья скорость — 12 метров в минуту. Это не так-то и мало. Через полчаса она была уже далеко от своей норы. Черепаха знала — не напрасно прожила двадцать вёсен! — что первую траву надо искать в низине. Но перед низиной тянулась глинистая гряда. Вот удивились бы те, кто привык считать черепах безнадёжно неуклюжими существами! Черепаха ловко и смело — не напрасно панцирь её весь был в рубцах! — карабкалась по круче, цепляясь лапами за выступы и углубления.

За кручей был крутой спуск; черепаха съехала по нему на своём костяном животе, втянув от страха под панцирь лапы и голову. Видели вы брюшные щитки черепах? Они отшлифованы, отлакированы, начищены до блеска песком и камнями. Как подошвы походных ботинок самых что ни на есть заядлых путешественников.

Теперь осталось переползти такыр: за ним и трава — зелёная, сочная, солоноватая, вкусная.

На такыре скопилось немного воды. Вода разжижила глину, превратив её в серый кисель. Черепаха не стала его обползать: трава виднелась так близко! Она смело скользнула в кисель, но вдруг почувствовала, что прилипла. Черепаха задёргалась и заворочалась, выдираясь из вязкой жижи. Но силы после зимовки были слабы. Жижа облепила панцирь, а лапам не во что было упереться.

Долго ворочалась в грязи черепаха. Лапы слабели, а жижа становилась всё гуще и вязче. Солнце, то самое солнце, которое только что вернуло её к жизни, теперь её убивало. Оно накаляло панцирь, оно превращало жижу в твёрдый, как камень, асфальт. Ещё заживо оно вмуровало, вцементировало черепаху в глину такыра и, задержав, убило. Вязкая смерть не оставила на панцире ни ссадинки, ни царапинки. Черепаха темнела на светлом такыре, как муха на листе липкой бумаги. А совсем рядом, до обидного рядом, был твёрдый берег и зеленели травинки, сочные, вкусные и солёные.

ПЕСОЧНОЕ ОДЕЯЛЬЦЕ

Летом круглоголовка под песочным одеяльцем спит. Вы под ватным, пуховым или суконным, а она — под песочным. Как только зайдёт солнце и потянет прохладой — круглоголовка ложится животом на песок и начинает дрожать. Дрожит, трясётся и... тонет в песке! Вот уже тельце утонуло и ХВОСТ, и тотчас начинает трястись-вибрировать голова и тоже тонет в песке. Только что вот тут ящерица была, а сейчас голый песок, ровное песчаное одеяльце. Вечерний ветерок дунет — последние складочки заровняет. Спит круглоголовка спокойно в тепле до утра.

СЕНОКОС

У песчанок начался сенокос. Старые песчанки далеко отбегают от нор и стригут зубами траву. Настригут, натолкают в рот целый пучок-снопик — и тащат его к норе.

Тут и там в зелёной осочке мелькают светлые зверьки. Кто стоит столбиком, кто скачет к норе. В зубах пучки, снопики, букеты. Одна притащила пышный букет красных маков. У другой в зубах букет жёлтых ромашек.

Пучки, снопики и букеты раскладывают у нор на горячий песок — сушиться. Но из нор тут же высовываются маленькие песчаночки, садятся поудобнее на задние лапки и передними начинают быстро-быстро заталкивать в рот зелёные травинки. А самые шустрые даже встречают стариков с пучками и объедают травинки прямо у тех изо рта.

Сенокос в полном разгаре. Старые косят и носят. Молодые опробывают. Солнце траву сушит.

ЯЩУРКИН НОС

Красавица сетчатая ящурка — золотая в чёрную крапинку! — всюду суёт свой нос. Носом своим даже сквозь землю чует. Вот ползёт не спеша и всё время тычется в песок носом. Ползёт, тычется и вдруг начинает копать. Зароется по самые плечи и... вытащит из песка полосатую, как зебра, чёрно-белую гусеницу! Тряхнёт её хорошенько, проглотит, оближется — и опять ползёт и вынюхивает. Прямо как охотничья собака!

Ни разу не видел, чтобы она напрасно копала. Вот это нос — сквозь песок чует!

РОЗОВЫЙ МИРАЖ

До самого горизонта розовая равнина: необъятная, как море. Розовое море в белоснежных берегах. Конечно же, это мираж!

Щурясь от нестерпимого блеска, мы из-под ладоней смотрели на чудо. Море дышит жаром. Мы цедим воздух сквозь зубы, как кипяток.

Дует раскалённый ветер, но розовую гладь не морщат волны. Блики солнца не вспыхивают в розовой воде. Даже небо не отражается: наоборот, кажется, что розовая гладь отражается в небе. Всё растворилось в розовом сиянии. И только по белым берегам, посвистывая и извиваясь, несутся смерчи-вихри, как белые привидения. Конечно же, это мираж! Всё впереди неверно, загадочно и непонятно. Дали дрожат, плывут и струятся. Колышется жаркая розоватая мгла. Кисельное море, молочные берега...

Сказочные птицы проплывают над головой. Они похожи на длинные палки с крыльями посредине. Белые палки с красными крыльями, как будто бы палки летят и горят!

Это летят розовые фламинго: вытянуты вперёд длинные шеи, вытянуты назад длинные ноги, вспыхивают посредине красные крылья.