Что это слово «патриарх» не было опискою в посольском дневнике 1606 года, узнаем из документа 1608 года. Послы польские писали боярам, что в Москве нет должного уважения даже к патриаршему сану: «За Бориса Иов был, и того скинуто, а посажено на патриарховство Игнатия Грека; потом за нынешняго господаря Грека того скинуто, а посажено на патриарховстве Феодора Микитича, яко о том бояре думные по оной смуте в Ответной палате нам, послом, сами сказывали, менуючи, что по мощи Дмитровы до Углеча послано патриарха Феодора Микитича; а говорил тые слова Михайло Татищев при всих боярах. Потом в колько недель и того скинули, учинили есте Гермогена патриархом. Итак, теперь, – заключали послы свою ядовитую речь боярам, – живых патриархов на Москве четырех маете». Такой выходки нельзя было себе позволить без основания, и потому приходится верить, что Шуйский первоначально наметил кандидатом в патриархи именно митрополита Филарета, а затем между ними произошли какие-то недоразумения и царь изменил выбор. Подтверждение этому находим в одном из писем нунция Симонетты к кардиналу Боргезе (из Вильны от 23 апреля 1610). Со слов ксендза Фирлея, коронного референдария, Симонетта сообщает, что в королевском лагере под Смоленском ожидают московского патриарха, которому навстречу король Сигизмунд послал даже свою карету. Здесь подразумевался нареченный «тушинский патриарх» Филарет: как раз в то время Г. Валуев отбил его от войск Рожинского, и Филарет поэтому попал не к Сигизмунду, а в Москву. Симонетта так характеризует тщетно ожидаемого поляками Филарета: «…этот патриарх – тот самый, который помогал делу покойного Димитрия (che promosse le cose del morto Demetrio) и за то подвергся преследованию со стороны Шуйского, нового (московского) царя, поставившего на его место другого патриарха, каковой и находится в Москве; упомянутый старый патриарх (Филарет) держал также сторону нового Лжедмитрия, а (теперь для него) наступил час смиренно предать себя его величеству (королю)». Таким образом, и после пребывания Филарета в Тушине поляки не забыли, что наречение его в патриархи произошло в Москве, до тушинского плена, и думали, что Шуйский сместил его за приверженность к первому самозванцу. Еще определеннее и решительнее, чем показание Фирлея и Симонетты, звучат слова пана Хвалибога в его известном «донесении о ложной смерти Лжедмитрия перваго». Он пишет, что «около недели (после переворота 17 мая) листы прибиты были на воротах боярских от Димитрия, где он давал знать, что ушел и Бог его от изменников спас, которые листы изменники (то есть лица, произведшие переворот) патриарху приписали, за что его и сложили, предлагая Гермогена». Здесь, как и в письме Симонетты, под именем патриарха мы должны разуметь не Игнатия, а Филарета, так как Игнатий был сведен с престола еще до воцарения Шуйского, тотчас по свержении самозванца, а Хвалибог рассказывает о событиях несколько позднейших, когда в московском населении началось движение против самого В.И. Шуйского и поляки, задержанные в Москве, «другой революции боялись». Совокупность приведенных известий ставит вне всяких сомнений факт кратковременного пребывания Филарета в достоинстве названного патриарха Московского. В течение мая 1606 года Филарет был поставлен во главе московской иерархии и вследствие какого-то замешательства вскоре же возвращен в прежнее звание митрополита Ростовского. Именно этим следует объяснить то любопытное обстоятельство, что в некоторых первых грамотах царя В. Шуйского иногда упоминался патриарх как действующее лицо, до приезда в Москву и посвящения Гермогена. Такие упоминания грамот были замечены летописцем, и ввели его в ошибку, заставив сказать, что Гермоген венчал царя Василия на царство, будучи еще митрополитом, а затем встречал в Москве мощи царевича Димитрия уже в сане патриаршем. В этом же деле с патриаршеством Филарета находят свое объяснение странные на первый взгляд строки Ивана Тимофеева, в которых он упрекает Шуйского за то, что тот воцарился так «спешне, елико возможе того скорость»: «…ниже первопрестольнейшему наречений его возвести… но яко просталюдина тогда святителя вмени, токмо последи ему о нем изъяви». Не Игнатию же надо было, по мнению Тимофеева, докладывать воцарение Шуйского, а Иову и нельзя было своевременно сказать о том, потому что Иов был за несколько сот верст от Москвы. Вряд ли может быть сомнение, что Тимофеев разумеет здесь Филарета, который, стало быть, уже считался «первопрестольней-шим» в момент воцарения Шуйского. Наконец, в том же замешательстве с Филаретом кроется причина, по которой так замедлилось поставление в патриархи Гермогена. Шуйский вообще очень спешил с восстановлением порядка в государстве: сел на царство 19 мая, не ожидая собора, венчался на престол 1 июня, не ожидая патриарха; только поставление патриарха затянулось на несколько недель, до 3 июля. Произошло это оттого, что первый названный патриарх, то есть Филарет, был «скинут» после 27 мая (6 июня), а второй, Гермоген, не мог скоро приехать из Казани, где он был митрополитом. Если в Москве только в конце мая пришли к решению вызвать его в Москву, то он не мог поспеть в столицу ранее конца июня: обсылка с Казанью требовала около месяца времени[60].