Под сенью омелы

– Мам, ты сейчас серьезно? Люди могут убивать ради растений? – Аля потрясла головой и попыталась избавиться от морока. Все происходящее, включая друидов-убийц, лично ей казалось настоящим бредом, но то, как мать отвечала на ее вопросы, казалось ей еще более удивительным.

Анна подняла глаза на дочь и уставилась. Лицо ее было серьезным.

– А похоже, что я сейчас шучу, Аля? Если кто-то кого-то убил, чтобы остановить вред, который причиняют экологии, и спасти некие растения, значит, так тому и быть. Или тебе бы хотелось, чтобы в нашем многострадальном городе все стало еще хуже, чем сейчас?

– Мне бы хотелось, чтобы в нашем городе все было по закону, – отрезала дочь.

– А ты когда взятку взяла с того, кто добил твою машину, тоже думала о законе? – легко приподняв бровь, поинтересовалась Анна.

– Как… – Аля запнулась. Если она предпочитала знать обо всем, что происходит в городе, и прикладывала для этого усилия, то у ее матери это получалось само собою.

– Я думала о Роме. Нам нужны деньги на его лечение, – призналась она матери, чувствуя себя нашкодившей школьницей.

– Вот и думай о нем, милая. Поезжайте на дачу. Все остальное – пустое.

Анна подошла к дочери, обняла ее, поцеловала, а затем легонько подтолкнула к двери. Но Аля неожиданно уперлась и осталась на месте.

– Мама, когда ты вернулась в город вместе с этим своим Александром?

– Во вторник, – удивленно ответила она. – Ты забыла?

– Нет, не забыла, – покачала головой Аля. – Просто во вторник поезд из столицы к нам не ходит.

– Мы ехали на перекладных.

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. У одной на языке вертелась тысяча вопросов, на которые вторая явно была не намерена отвечать.

Поняв, что большего она от матери не добьется, Аля, вздохнув, засунула ключи от дачи в карман и вышла из аптеки, сменив надпись на двери с «Переучет» на «Закрыто». Маленькая, глупая и детская месть.

Не успела она выйти из аптеки, как зазвонил телефон. Алю разыскивал Пал Палыч.

– Слушаю, – коротко бросила она.

– Аля, нашли бомжа этого пропавшего, – откашлявшись, сообщил он.

– Ксенофонта? – голос Али слегка дрогнул, звонок от дяди не предвещал ничего хорошего.

– Его. В речке выловили.

– Значит, все-таки утонул, – вздохнула она.

Грубый Петр был прав. Смерть несчастного Ксенофонта была естественной и очевидной. Пошел ловить рыбу, не удержался на ногах, находясь в состоянии алкогольного опьянения, упал в реку.

– Утонул, – мрачно подтвердил Пал Палыч. – Но есть еще кое-что.

– Что?

– Генка говорит, что на нем ожоги.

– Кто-то его поджег? – ужаснулась Аля. На глаза моментально навернулись слезы.

Кому такое в голову могло прийти? Безобидный Ксенофонт за свою жизнь никого пальцем не тронул, неужели нашлись сволочи, решившие над ним поиздеваться?

– Нет. Похоже на ожоги от каустической соды. Генка говорит, что Ксенофонт вначале утонул, а пятна от ожогов появились на нем после смерти.

– Погоди, – потрясла головой Аля. – Ты хочешь сказать, что в речке каустическая сода?

– Черт ее знает. Похоже на то.

– Пробы воды взяли?

– Нет.

– Попроси, чтоб взяли, я еду в управление. И да, Лиза нашлась.

– Какая Лиза?

– Бывшая покойница! Она мне позвонила. Жива, едет в Питер, назад не вернется.

– Черт знает, что такое, – выругался Пал Палыч. – И кому понадобилось ее красть?

– Да никому. Она сама ушла.

В трубке повисла такая красноречивая пауза, что Аля поторопилась объяснить:

– Она не умерла. Она уснула, очень глубоко, сердцебиение было критически низким, поэтому его и не услышали. Я сейчас позвоню следаку и попрошу, чтобы отправили на анализ конфеты, которые были у нее в квартире. Ей их передали с курьером. Похоже, что после них она и впала в сон, похожий на кому.

– Это невозможно, Аля. Ладно ты, но ее же медики осматривали, – пробормотал Пал Палыч.

– Если сердце бьется у человека два-три раза в минуту, даже медики могут не услышать сердцебиения, к тому же они были уверены, что видят перед собой уже умершего человека. Ладно, я сейчас приеду, поговорим.

Аля успела запрыгнуть в трамвай, спешащий отъехать от остановки. В это время дня в нем было немного людей, и Але досталось место возле окна. Она прислонилась лбом к холодному стеклу и уставилась на непроглядную серость за окном. Сообщать Федору Михайловичу о смерти близкого друга не хотелось до боли. Он и так был бесконечно одинок, а смерть Ксенофонта может его совсем подкосить. Сердце Али болело за бывшего учителя. Пока тот был на улице не один, она еще могла с этим мириться, но полное одиночество в не слишком приветливой среде быстро подведет конец его дням. С другой стороны – лучше уж она ему об этом скажет, чем кто-то другой.

Несмотря на то что страх перед собаками так ее и не покинул, выйдя из трамвая, она решительно зашагала в сторону недостроя. Решила, что отправится в управление после того, как поговорит с Достоевским. Но бывшего учителя на месте не оказалось, и Аля почувствовала постыдное облегчение. Внезапно ей показалось, что на нее навалилась вся усталость мира и она с трудом держится на ногах. О том, чтобы обходить пустырь, и речи не могло быть. Она решила рискнуть.