Но рука Трипольского осталась на месте. Пустота внутри постоянно росла, как ни старался он отвлечься или думать позитивно. Он разочаровывался, хоть и не мог никак понять почему. Что-то на уровне подсознания мешало ему наслаждаться исследовательским раем, в который, думал он ещё не так давно, Трипольский угодил.
— Долго мне… надо будет её касаться? — он смотрел на неправильную голубую каплю по центру пульта с ужасом.
— Джессика справилась за двадцать семь часов.
— Все двадцать семь часов она… мучалась?
— Она испытывала боль, — равнодушно подтвердил Макленнор.
По-сути, он не ответил на вопрос, но переспрашивать Фарадей не стал. Поочерёдно смотрел то на свою кисть — «здоровую», трясущуюся, — то на голубую каплю, которая обещала ему страдания. Она явно была твёрдой и отличалась на тон-полтора от озера. И почему-то думалось, что прикосновение к ней будет ещё большим мучением.
— Если столько времени нужно для создания тела… почему тогда Карина появилась мгновенно?
— Кто такая Карина?
— Вериго, существо из виртуальной игры. Многоножка.
— Страж, — Макленнор был краток и явно начинал нервничать. Он же способен был нервничать? Вероятно, нет. Как можно нервничать без нервной системы? Но ведь акцент же зачем-то он изображал…
Трипольский потёр вытянутое лицо трясущейся рукой. В голову лезли разномастные вопросы, но он понимал, что не добьётся ничего, начни задавать их вот прямо сейчас и вместо того, чтобы приступить к созданию нового тела для Майкла…
— Мне нужна вся полнота картины, мистер Макленнор.
Фарадей произнёс это твёрдо. Ничто в жизни он не говорил настолько уверенно, потому как секунду назад ощутил под собой бездну. Пока он боялся смотреть в неё. Но рано или поздно это сделать придётся. И лучше быть во всеоружии.
— Приступай, мистер Трипольский. Первый этап займёт не менее пяти часов. Можно закончить всё за один этап, но ты будешь уничтожен. И нет гарантии, что Узел примет всю передаваемую информацию. Этого мы допустить не можем.
Трипольский поднёс руку к капле и зажмурился. Чтобы не чувствовать боль, можно множить или делить сложные числа… Можно…
Алгоритм Шора!.. Макленнор сказал, что для него он — таблица умножения! Но при этом преодолеть ассоциативный шифр Союза не смог.
Почему, мистер Трипольский?..
Вопрос в его голове прозвучал грузно, раскатисто — басом Бурова. Ответ был прост. Он блестел перочинным ножом около единственной ниточки, что ещё удерживала Фарадея над бездной пустоты.
Но Трипольский струсил. Он швырнул перочинный нож ответа куда подальше и покорно коснулся голубой неправильной капли.
Глава 19. Необратимые преображения
Они собирались в круг медленно, плавно смещаясь по сужающейся спирали в едином танце. Их становилось всё больше, и каждый, словно пуповиной, призрачной нитью от затылка соединялся с вездесущим перьестым туманом под собой.
Круглая площадь с закрученной колонной по центру заполнялась высокими белокожими людьми без всякой одежды — красивыми, черноглазыми, но худыми. Казалось, назревал какой-то праздник, пир. Неведомо откуда звучала музыка, слышались короткие переговоры, полные костляво-согласных звуков. Но главное — над площадью разливалась песня…
Большего изумления, чем на лицах певиц, наверное, невозможно было придумать. Две женщины, сидя друг напротив друга, удивлялись сами себе, напевая явно диковинные и незнакомые им слова. Иногда они ненадолго, всего на миг, замолкали и как бы вслушивались. После чего снова запевали ничего не говорящий им мотив про принца-ворона, при этом ничуть не коверкая русские слова. У окружения это вызвало то приглушённый свистящий смех, то странное оханье и щелчки языком, невесть что обозначавшие.
Вика с аборигеном стояли во внутреннем круге и смотрели на певиц с расстояния пяти шагов. Притом их самих не видел никто. Для долговязых людей, возвышавшихся над ними на три-четыре головы, их попросту не существовало.
Эти женщины явно обладали высоким статусом. Они сидели на одинаковых креслах, а снизу, под ногами кто-то шевелился. Туман в этом городе густел особо, и потому движение чешуйчатых спин было едва заметно. Словно бы вместо тумб под ступни важные особы использовали каких-то животных. Но если так, то почему животные ещё живы? Туманом же дышать нельзя…
— Она… слышит Слово… — абориген лучился почти детским восторгом. — Видишь… моя Виктория?.. Она сама… не понимает… откуда к ней… приходят слова… Как я… ждал этого!..
Часть музыки долговязые люди творили сами, неведомой работой рта и лёгких. Выходил целый ряд «духовых» — слышался даже «дудук»… Иные играли на струнных инструментах вполне привычного землянину строения, били в перетянутые тончайшей кожей двойные барабаны — всё было белым, даже белоснежным. А кругом, куда ни глянь, тянулись галереи статуй.