Под сенью исполинов. Том 2 [СИ]

Уже не оставалось сомнений — когда-то сеть рукотворных коридоров затопило жидким стеклом, которое впоследствии затвердело. Тут, ниже, уже не так часто встречались былые обитатели Изумрудного города. Словно белотелые начали высвобождать их из плена в первую очередь именно здесь, а не в залах с колоннами.

Выходило, путь был предопределён. Абориген заверил, что они больше не нарвутся на соискателей, так и вышло. А ещё, он точно знал, куда отправлял беглецов.

— Это экзоскелет, — тихо произнесла Вика. Роберт, рассматривавший с пола очередного пленника, вздрогнул. Голос её надломился, и теперь чудился сухим и колючим, как крымский тёрн после войны…

— У них есть звезда, — кивнул якут. — У этого, — он вяло стукнул себя по взмокшей груди, — вот тут.

Помолчали. Роберта одолевала тревога: Вика почти всё время смотрела в пустоту перед собой. Иногда ему казалось, что она винит его в чём-то. Редко, но всё же ловил он на себе косой взгляд. А ведь она ещё не знает, как именно они оказались на свободе…

При этом Роберт по-прежнему верил в их встречу с остальной группой. Ничто не могло сдвинуть его с этой почти мистической веры. Именно благодаря ей они шли, падали, сбивая локти и колени, а не висели там, в стеклянных коконах…

Контейнеры перестали попадаться давно. Роберт, конечно, не надеялся найти в них еду или воду, но когда других вариантов нет, хватаешься даже за самую бредовую мысль. Пить хотелось смертельно.

Выбранный ими коридор оказался последним. И он чем-то отличался от остальных. Возможно, тут просто почти не встречалось пленников стекла.

Два последних привала прошли в душной тишине. Становилось ещё и темнее — голубоватые прожилки по потолку, сменившие светонити, тускнели и редели. Обессиленно раскинув гудящие ноги, Роберт дважды проваливался в тревожную дремоту и дважды, очухиваясь под глухой набат сердца, видел напротив смотрящую перед собой Вику.

— Как мы выбрались?..

Он был готов к этому вопросу, но как оказалось — не до конца. Не раз прокрученные в голове слова бросились врассыпную, как те тараканы при включенном свете. Роберт заморгал и от растерянности натянул глупую кривую улыбку.

В этот момент он не отказался бы поменяться местами с кем-нибудь из узников стекла. Вика, почуяв неладное, посмотрела на него — как строительным пистолетом к стене пригвоздила.

И он рассказал всё. Вытаскивая слова, очень старался не смотреть в глаза. И не напрасно. Недолго, но горели они ненавистью адской. Так изничтожать взглядом умеет только женщина — мужчину.

— Иначе бы нас… — он запнулся, глядя на левую руку Вики.

Она отвернулась, так ничего и не сказав. Странно, но Роберт ожидал чего угодно, только не такой реакции — испепеляющей, как сверхновая, вспышки гнева, после которой взгляд заволок туман; и ни слёз, ни даже простой злости.

Через какое-то время Вика глянула на него и произнесла сухо и холодно:

— Пойдём.

Темнеющий коридор петлял, пот нещадно выедал беззащитные глаза. Вика теперь шла немного впереди — уверенно, не боясь. Так, словно смирилась. С чем?.. С увечьем? С тем, что рано или поздно глянет в глаза насильнику, от которого её ничто уже не будет отделять? Ведь Роберт — не боец. Удача не гладит одну и ту же голову дважды.

В конце концов они опять остановились. Колени выворачивало от безостановочной ходьбы. Беглецы вымотались настолько, что сил не оставалось ни на что, даже на хоть сколько-нибудь громкое возмущение.

— Тупик, — констатировала Вика и как ни в чём не бывало опустилась на пол у стены.

Роберт ничего не понимал. Они не могли пропустить развилку, исключено! Он отметил их в памяти все до единой! Как же так?!

Это был последний коридор…

Захотелось орать и скоблить ногтями стены. Бить в вездесущий изумруд кулаками, наплевав на боль. Но сил не было. Вместо этого Роберт тоже опустился на пол и тихо, бесслёзно зарыдал. Чёрный провал внутри множил отчаяние — Ординатор бы сейчас выручил, помог! Но бестелесный канул.

Закрывшись руками, Роберт провалился внутрь себя, и всё тонул, тонул в трясине вскармливаемой им же безнадёги: как быть? что делать? почему так? Пока не услышал колкое, как осколок хрусталя:

— Эй, ты чего?.. Русские же не сдаются.

Как встряхнул кто. Он замер, не в силах ни сказать, ни подумать ничего.

«Русские не сдаются». Кто это ему говорил? Девушка, над которой дважды надругался тот, с кем он заключил соглашение? Чью руку отрезали чёртовы белотелые? Девушка, которая даже не русская!

Он рассмеялся: коротко, надрывно. С силой потёр большими ладонями широкое скуластое лицо. И улыбнулся.

— Неа, не сдаются.

Спали урывками, болезненно-беспокойно. Роберту снилось, что у него нет рук, что он никак не может помешать аборигену, издевающемуся над Викой. Он то и дело подскакивал, озираясь. Но когда ложился, сон повторялся.

Утром их разбудил голод. В течение дня он обычно притуплялся, зато каждый раз сполна отрывался спозаранку. Желудок сводило так, что не думалось ни о чём. Они просто лежали двумя эмбрионами-переростками и почти не шевелились.