Под сенью девушек в цвету

Тем временем г-жа Бонтан — которая сто раз говорила, что не хочет бывать у Вердюренов, — в восторге от того, что ее пригласили на среды, обдумывала, как устроить, чтобы попадать на них возможно чаще. Ей было не известно желание г-жи Вердюрен, чтобы приглашенные не пропускали ни одной среды; с другой же стороны, она была одной из тех, знакомства которых особенно не добиваются и которые, получая от хозяйки дома приглашение на «серию», ездят к ней не так, как те, кто всегда умеет сделать приятное, если найдется время и желание побывать в гостях; они, напротив, лишают себя, например, первого и третьего вечера, воображая, что их отсутствие будет замечено, и приберегают себя на второй и четвертый, если только их не информируют, что третий вечер будет особенно блестящ и они не нарушат этот порядок, ссылаясь на то, что «последний раз они, к сожалению, не были свободны». Так г-жа Бонтан вычисляла, сколько еще должно быть сред до Пасхи и к какому способу прибегнуть, чтобы лишний раз воспользоваться приглашением, но не показаться навязчивой. Она рассчитывала на г-жу Котар, с которой должна была ехать домой, надеясь получить от нее некоторые указания. «Ах, госпожа Бонтан, я вижу, вы встаете, это очень нехорошо — подавать знак к бегству. Вы должны вознаградить меня за то, что не были прошлый четверг… Ну присядьте на минутку. Ведь до обеда у вас уже не хватит времени на визиты. Право, вас ничем не соблазнить, — прибавляла г-жа Сван и, протягивая тарелку с пирожными: — Знаете, это совсем не плохо — эти маленькие гадости. На вид они невзрачны, но попробуйте, вы мне скажете ваше мнение». — «Напротив, они восхитительны, — отвечала г-жа Котар, — у вас, Одетта, всегда всего вдоволь. Я могу не спрашивать, какой они марки, я знаю, что вы всё заказываете у Ребате. Должна сказать, что я более эклектична. За птифурами, за всякими сластями я часто адресуюсь к Бурбонне. Но я согласна, там не знают, что такое настоящее мороженое. А во всем, что касается мороженого, сиропов, шербетов, Ребате — великий художник. Как сказал бы мой муж, пес plus ultra[25]». — «Но это сделано совсем просто. Разве нет?» — «Я не смогу обедать, — отвечала г-жа Бонтан, — но я присяду на минутку; вы знаете, я обожаю разговаривать с умной женщиной». — «Вы сочтете меня нескромной, Одетта, но мне хотелось бы знать, какого вы мнения о шляпе г-жи Тронбер. Я, правда, знаю, что большие шляпы теперь в моде. Все-таки у нее, пожалуй, несколько утрировано. Но рядом с той шляпой, в которой она недавно была у меня, сегодняшняя шляпа прямо микроскопическая». — «Да нет, я не умная, — говорила Одетта, думая, что это мило, — в сущности, я очень легковерна, верю всему, что говорят, огорчаюсь по пустякам». И она давала понять, что вначале много страдала, выйдя замуж за такого человека, как Сван, который жил своей особой жизнью и ее обманывал. Между тем принц Агригентский, услышав слова «я не умная», считал своим долгом возражать, но он не был находчив на ответы. «Та-та-та! — восклицала г-жа Бонтан, — вы не умная!» — «В самом деле, я спрашивал себя: что я слышу? — говорил принц Агригентский, пользуясь случаем. — Наверно, меня обманул слух». — «Да нет, уверяю вас, — говорила Одетта, — я маленькая мещаночка, очень конфузливая, полная предрассудков, живущая в своей норе и, главное, очень невежественная». И спрашивала у принца о бароне де Шарлюсе: «Видели вы милого баронета?» — «Вы невежественная! — восклицала г-жа Бонтан. — Ну так что бы вы сказали о наших официальных кругах, о всех этих превосходительных женах, которые умеют болтать только о тряпках!.. Вот, например, мадам, не далее как неделю тому назад я заговорила с министершей народного просвещения о «Лоэнгрине». Она мне отвечает: «Лоэнгрин? Ах да! последнее обозрение в «Фоли-Бержер», кажется, преуморительное». Как вам это понравится, мадам? Когда слышишь подобные вещи, прямо кипишь. Мне хотелось дать ей пощечину. Ведь я, знаете ли, не без характера. Как по-вашему, мсье, — обращалась она ко мне, — разве я не права?» — «Послушайте, — говорила г-жа Котар, — можно извинить неудачный ответ, когда спрашивают так вдруг, неожиданно. Мне это отчасти знакомо, потому что у госпожи Вердюрен привычка приставлять нож к горлу». — «Кстати, по поводу госпожи Вердюрен, — спрашивала г-жа Бонтан г-жу Котар: — вы знаете, кто будет у нее в ближайшую среду?.. Да, я вспомнила, что мы приняли приглашение на ближайшую среду. Не хотите ли отобедать у нас в среду на будущей неделе? Мы поехали бы вместе к госпоже Вердюрен. Я стесняюсь войти одна, не знаю почему, эта большая женщина всегда меня пугает». — «Я вам объясню, — отвечала г-жа Котар, — что вас пугает в госпоже Вердюрен: это — ее голос. Что поделаешь, не у всех такой милый голос, как у госпожи Сван. Но едва начнутся переговоры, как выражается Хозяйка, и лед будет сломан. Ведь, в сущности, она очень радушна. Но я прекрасно понимаю ваше чувство, всегда неприятно очутиться в первый раз в чужом краю». — «Вы тоже могли бы отобедать с нами, — говорила г-жа Бонтан г-же Сван. — После обеда мы все поехали бы к Вердюренам, вердюрениться, и даже если в результате Хозяйка выпучит глаза и больше меня не пригласит, то все-таки, приехав к ней, мы будем болтать втроем; я чувствую, мне это будет всего приятнее». Но это утверждение было, очевидно, не очень правдиво, потому что г-жа Бонтан спрашивала: «Как вы думаете, кто там будет в среду на будущей неделе? Что там будет происходить? По крайней мере, не будет там слишком много народу?» — «Я-то, наверно, не поеду, — говорила Одетта. — Мы только ненадолго появимся на последней среде. Если вам безразлично подождать до тех пор…» Но г-жу Бонтан, видимо, не прельщала эта предлагаемая отсрочка.