Под русским флагом

Моторку и другие лодки подняли на лед, оттащили немного от судна и накрыли брезентом. Затем мы перенесли на лед провиант в количестве, достаточном для всех нас в течение четырех месяцев. Перенесли и корм для собак, большой ящик с боеприпасами и патронами и значительную часть керосина, а кроме того, часть снаряжения, оленьи шкуры, спальные мешки, примус и т. п. На борту мы оставили только 4000 патронов для маузеров и 2000 для винтовок.

Этот склад на льду мы сделали как резерв на случай, если судно пострадает в результате той или иной непредвиденной ситуации. Мы все тщательно упаковали в герметичные оцинкованные ящики и укрыли старым марсом.

В кормовой каюте было очень холодно. Судно не было предназначено для экспедиций с зимовками. Тогда мы закрыли световой люк доской вровень с нижним краем палубы, на него положили в два слоя оленьи шкуры и прибили их по краю рамы. Затем насыпали сверху большое количество опилок и прикрыли пустыми мешками. Дверцы в кормовые шкафчики законопатили, а сверху прибили слой оленьих шкур. Они шли от палубы, покрывали диван, спускаясь прямо до пола, на них положили диванные подушки. Тамбур и спуск в каюту также обили оленьими шкурами.

Когда мы это проделали, температура в каюте значительно изменилась. Раньше мы с трудом удерживали не более пяти-шести градусов тепла, а после работ температура повысилась до двадцати с лишним градусов. Кроме того, каюта теперь выглядела так уютно, что становилось теплее от одного взгляда на нее. Правда, стало очень душно, и для проветривания нам приходилось часто открывать вентиляционные люки. В коридоре тоже стало тепло, хотя у нас не было там радиаторов: двери в каюты штурмана и машиниста, как правило, оставались открытыми, и тепло шло оттуда.

В последнее время наш телеграфист слышал, как кто-то передает телеграммы по беспроводной связи, но никак не мог понять, кто это. Он не знал других языков, кроме русского. С русских судов в бухте Таймыр тоже рассказывали, что слышали иностранную станцию. Наш телеграфист начал записывать буквы, и, в конце концов, мы поняли, что слышали Инге[34], а телеграммы посылались на Шпицберген. Телеграфист постепенно выучил норвежский, так что стал кое-что понимать из слышанного. По большей части это были служебные, а частью коммерческие сообщения. Такие послания не представляли для нас никакого интереса. Но после окончания рабочего дня случалось, что мы попадали на чей-то личный разговор, на разные новости, также и на новости с фронта. Военные телеграммы мы пересылали на русские суда. Мы, например, услышали, что большой немецкий вспомогательный крейсер под покровом ночи пробрался в Трондхейм-фьорд мимо укреплений и зашел в Трондхейм. Телеграмма заканчивалась словами: «Большой военный скандал». Нам было ужасно любопытно, в чем же суть большого военного скандала, но за все время нашей стоянки нам так об этом больше и не удалось ничего узнать.

У нас был хороший запас медной проволоки. Измерив ее, мы обнаружили, что можем расширить нашу радиосеть. Мы выстрогали высокий кол, 17 октября установили его, как мачту, перед судном и увеличили нашу сеть на 40 метров. Таким образом мы надеялись установить связь с Югорским Шаром. Мы часто слышали эту станцию и пробовали с ней говорить, но нам это до сих пор ни разу не удалось.

18 октября все матросы отправились на охоту, некоторые из них увидели стадо оленей примерно в 20 голов, но никому не удалось подстрелить хотя бы одного.

Вечером, когда мы отправляли телеграммы, загорелась выхлопная труба мотора динамомашины, но с помощью пожарного шланга удалось быстро справиться с огнем. Затем мы взяли трубу и установили ее прямо вверх, так что она стала почти одной высоты с мачтой. На верх мы установили искроуловитель и таким образом обезопасили себя в дальнейшем от неприятностей подобного рода.

Вся команда с увлечением занималась подготовкой снаряжения к предстоящей промысловой экспедиции. Штурман сшил двойную палатку из парусины размером шесть на шесть футов и четыре фута в высоту, с плоской крышей. Мы увеличили мощность мотора, чтобы на всем судне было электрическое освещение, так как посчитали, что шить шкуры и делать другие вещи при свете керосиновой лампы будет трудно, да и невыгодно. Мотор и лампы в общей сложности потребляли примерно 37 литров керосина в сутки.

В среду 28 октября все было готово для охоты. Отправлялись шесть человек, поделенные на три команды, по двое в каждой. Штурман и Йоханнес делили палатку с другой командой, состоявшей из третьего штурмана и Сигварда. Последнюю команду составляли второй штурман и Брок. У этих двоих была одна из новых парусиновых палаток, они хотели расположить свою стоянку на «горе».

Все находились в отличном расположении духа и радовались, что наконец отправляются в путь. Возлагались большие надежды на добычу, некоторые даже подсчитали, как потратят вырученные от этой охоты деньги.

Охотники взяли с собой 14 собак в двух упряжках, провиант на 10 дней и полное полярное снаряжение.