Под розой

Я посмотрела на него снизу вверх, и мне стало не по себе: столько сдержанных эмоций было в его взгляде. Рубашка распахнулась на груди, короткие волосы растрепались. Глядя, как он идет к дому, я вдруг подумала, что с того момента, как ступила на британскую землю, слышу о себе только хорошее. Мне стало трудно дышать. Я откинулась на шезлонге и прикрыла глаза, чувствуя, что меня охватывает жар, а на глаза наворачиваются слезы. До меня доносилось жужжание шмеля, аромат роз пьянил. Я расслабилась и задремала. А когда открыла глаза, передо мной стоял Джон с подносом, на котором были чайник, две чашки и вазочка с конфетами.

— Я подумал, что ты не успела проголодаться после ужина, — сказал он, словно оправдываясь, что больше ничего не принес, и поставил поднос на траву.

Вставая, чтобы сесть рядом с ним на землю, я заметила, что за те несколько минут, что спала, вся моя одежда и даже покрывало успели пропитаться потом.

Не успели мы поднести чашки к губам, как зазвонил телефон. Джон пошел в дом и скоро вернулся, смеясь:

— Это была мама. Она хотела проверить, хорошо ли я себя веду, так сказать, не пристаю ли к тебе. Ты ей очень понравилась. Даже за такое короткое время.

Я честно ответила, что они мне тоже понравились, сделала глоток чая и обнаружила, что он очень вкусный. Джон рассказал, что ему пришлось сдавать еще один экзамен и что его выгнали бы, потерпи он неудачу. Но ему повезло: он справился со всеми заданиями. Теперь ему предстоит плавать на разных кораблях, и он, возможно, начнет изучать устройство подводных лодок.

— Наверное, тяжело так долго жить вдали от семьи и друзей? — не удержалась от вопроса я, хотя уже спрашивала раньше.

Джон минуту смотрел на меня, потом перевел взгляд на цветы. Когда он снова повернулся ко мне, мне показалось, его глаза увлажнились, но я могла ошибаться.

— Иногда да. А иногда нет. Я безумно благодарен судьбе за возможность быть в море, когда штормит и когда оно спокойно, как это бывает и со мной тоже. Море — идеальное место для того, кто хочет что-то забыть или взглянуть на мир другими глазами.

Он нахмурил брови, и я решила его больше не расспрашивать. Мы молча сидели на траве и пили чай, пока Джон не спросил, чем бы я хотела заняться завтра.

— Мама предлагала отвести тебя в церковь. Не знаю, с чего это взбрело ей в голову, наверное, она думает, что тебе интересно посмотреть службу в другой стране. А может, она решила, что в храме я не осмелюсь тебя домогаться.

— Вообще-то, я с удовольствием пошла бы в церковь. Я посещала воскресную школу в детстве, и нам рассказывали о религиозных обрядах разных стран.

— Ну, а вечером мы с тобой просто обязаны отправиться в паб. Моим друзьям не терпится с тобой познакомиться. Мы можем поехать в Хенли. Это чудесный городок, и по пути туда можно увидеть много интересного. Мою «счастливую долину», например.

— Твою счастливую долину?

— Это я ее так называю. На самом деле это просто уголок английской природы, но именно туда я иду, когда мне нужно побыть одному и подумать.

Его глаза снова потемнели. Я ничего не сказала. Он взял мое лицо в ладони.

— Я еще не встречал такой девушки, как ты, Ева. Я чувствую, что мы с тобой могли бы стать друзьями на всю жизнь. Что бы ни случилось.

Я села на траву рядом с моими розами, чтобы записать это. Их аромат будит воспоминания. У «Peace» он сильный, у шиповника — сладкий. Я сижу на теплой траве и пью чай, который приготовила, чтобы лучше вспоминалось. Я закрываю глаза и словно вижу себя сидящей на траве с чашкой чая и Джона рядом. Я вижу себя, загорелую до черноты, с длинными тогда, до талии, золотисто-рыжими волосами, в промокшей от пота блузке и с веснушками на носу. И Джона, стоящего передо мной на коленях, его темные волосы и улыбку в глазах… Я чувствую, как тогда, что на смену страху и отвращению приходит нечто иное. Я чувствую, что слезы готовы хлынуть из глаз, но я так долго их сдерживала, что они научились меня слушаться.

Мы поехали в Хенли, в паб с фантастическим видом на Темзу, где встретились с друзьями Джона. Я помню мужчин в мятых пиджаках и девушек в туфлях на высоких каблуках и с ярким макияжем. Их звали Дженет, Каролина и Лаура, и они не имели ничего общего с плоскогрудыми моделями «Мэри Квант». Многие другие вообще были в джинсах и рубахах, они пили, курили и громко высказывали свое мнение в споре с мужчинами.

Все были рады меня видеть. Интерес ко мне был таким неприкрытым, что я смутилась. Некоторые мужчины обратили на меня особое внимание, так что Джону пришлось обнять меня рукой за плечи и сказать: «Я хотел бы, чтобы любовь Евы к Англии сосредоточилась только на мне, друзья мои».