Под псевдонимом Серж

Они медленно вышли из палаты-крошки в коридор, затем во двор. Во дворе было много народу: и больных, и посетителей, и персонала больницы. В самом углу двора, близ хозяйственного пристроя, пустовала лавочка. Они на неё и присели.

Опять молчание. Потом Отман, глубоко вздохнув, заговорил:

– Алексей Дмитриевич, я перед вами очень виноват…

– В чём? В чём вы виноваты? Да успокойтесь же…

Отман переменился в лице.

– Я прошляпил этого Малыша. Поймите же, у меня не было его в картотеке. Он пришлый, из Екатеринослава. Чёрт знает, как он попал в Москву…

Алексей тронул Сергея Генриховича за плечо:

– Не расстраивайтесь, у всех бывают промахи. Задачу, поставленную нам, мы решили.

– Но он убил Архангельского, и вас чуть было не убил. Нет, пора мне в отставку…

Немного успокоившись, Отман поведал следующее. Настоящее имя этого парня – Степан Боженко; он же Шкет, он же Меченый, он же Малыш. Да, он маленький и щуплый, но далеко не юноша, ему под тридцать. Типичный вор-форточник, работал в Киеве, Екатеринославе и ещё где-то в Малороссии. Дважды попадался; один раз бежал; во второй в марте 17-го был освобождён как «угнетённый царским режимом».

– Много их, гадов, тогда вышло. В Первопрестольной объявился, когда меня уже в сыске не было, потому и не попал в мою картотеку. Своё старое занятие – квартирные кражи бросил и прибился к Кошелькову. А Янька осторожен и хитёр на выдумки. У него всякие были телохранители: и такие мордовороты, как Юсуф, которого вы застрелили, и такие, как Малыш, которые вертятся где-то рядом и «косят» под юнца – попробуй, догадайся. А стрелять он умеет…

Сергей Генрихович на минуту смолк, закрыл глаза. Последующие слова дались ему с трудом:

– Это он убил моего брата. Когда Юрия доставили в морг, эксперт определил, что смертельным оказался не выстрел Кошелькова в грудь, а выстрел в спину. Янька на дело ходил с маузером, а в спину стреляли из револьвера. И стрелял этот гад! И пули того же типа, что попали в вас и в Бориса Михайловича. А ведь у Архангельского остались жена и сынишка…

Отман снова смолк. Молчал и Алексей. Эта пауза была длительной. И только стук на хозяйственном дворе вывел Сергея Генриховича из оцепенения.

– Перед Архангельским я ещё больше виноват, вы-то хоть живой остались. А с Борисом Михайловичем мы знакомы ещё с царских времён. Когда он появился в Москве, мы частенько виделись, прогуливались вместе. А буквально накануне нынешних трагических событий потолкались пару часов на Хитровке. Там Архангельский и узнал этого Малыша. Предлагал арестовать для проверки личности, подробно рассказал о его «подвигах» в Екатеринославе. А я не прореагировал: таких жиганов-щипачей немало болтается на Хитровке… Ну, кто же мог знать, что он на доверии у Кошелька! Ох… – Отман глубоко вздохнул. – Чует моё сердце, этот Малыш ещё наделает немало бед.

– Так вы его не взяли, не пристрелили? – воскликнул Алексей. – Он, что, ушёл?

– Ушёл, мерзавец. Через трубу.

– Как через трубу? Через какую трубу? – воскликнул Балезин и вдруг разразился кашлем.

Когда он успокоился, Отман продолжил:

– Во дворе дома, в котором мы окружили Кошелькова, была труба, проложенная под дорогой для стока дождевых и талых вод в овраг. Вход в трубу был завален всяким хламом, и о ней мало кто знал. Мы с вами по этой трубе ну никак бы не пролезли, а этот узкоплечий гад пролез. А на той стороне такие заросли, хоть всё лето прячься…

Сергей Генрихович, похоже, так и не справился с душевным волнением. Он поднялся и, ни слова не говоря, пошёл. Вдруг остановился, вернулся обратно.

– Алексей Дмитриевич… я желаю вам успехов. Вам предстоит нелёгкая работа. Берегите себя… Да! – он полез в карман и протянул Алексею небольшую пачку чая. – Это вам – дореволюционный. Пейте на здоровье.

Балезин смотрел ему вслед. Про Ольгу он спросить не решился. Да и зачем? Вряд ли они когда-нибудь встретятся.

На следующее утро, ещё до врачебного обхода, в палате-крошке появился Юргенс. С ходу объявил:

– Забираю. Время не ждёт. Афганистан нас признал официально, нужно как можно скорее обменяться посольствами. На очереди Персия. У вас на подготовку осталось десять дней. Долечитесь в наших условиях.

И, не дав Алексею ни слова сказать в ответ, пожал руку и вручил удостоверение.

Так штабс-капитан русской контрразведки Алексей Балезин стал сотрудником иностранного отдела ВЧК.

* * *

По-разному сложатся судьбы тех, кто имел непосредственное отношение к описанным выше событиям января—июня 1919 года. Судьбы таких персон, как глава первого Советского правительства Владимир Ульянов-Ленин и председатель ВЧК Феликс Дзержинский, хорошо известны по школьным учебникам, книгам, кинофильмам. Их имена, их деяния, их портреты станут символами советской эпохи. А вот судьбы остальных?… Дадим краткую справку.

Петерс Яков Христофорович – непосредственный исполнитель Красного террора и чекист №2, занимавшийся многочисленными классовыми чистками, к моменту ареста в ноябре 1937 года находился на хозяйственной работе. Арестован был своим же ведомством и по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР расстрелян как «враг народа».