Под псевдонимом Серж

Ворота открылись сразу, как только подъехал «опель». Двое с автоматами подошли к машине, внимательно глянули через стёкла и, увидев Несмачного, широко распахнули ворота. Машина подъехала к самому крыльцу небольшого двухэтажного особняка. Тотчас на крыльце появился высокий, угрюмого вида человек. «Похоже, Супрунюк», – решил Алексей, помня фотографию, и тут же для себя окрестил его «Угрюмым». Вид Угюмого был настороженным.

Выйдя из машины, Алексей сразу же «обшарил» взглядом всё вокруг. Справа от особняка метрах в пятидесяти располагался массивный кирпичный сарай, у которого толпилось несколько вооружённых людей. Курили, о чём-то поговаривали. Из ближнего к двери окна сарая высовывалась дымящаяся труба, очевидно печки-буржуйки. Вот это другой разговор, успокоился Балезин при виде людей с автоматами, это не работяги с автобазы. И, наконец, левее от сарая виднелось длинное одноэтажное строение, напоминавшее коровник. К нему примыкал небольшой флигель для работников фермы.

Тем временем Красавчик и Угрюмый о чём-то пошептались, после чего сам Угрюмый, он же Супрунюк, сделал пару шагов навстречу Балезину и протянул руку:

– Яровой, Игнатий. Ждём вас.

– Росицкий, Евгений.

Алексей решил, что «Яровой» – новый псевдоним Супрунюка, а тот уже приглашал его в дом отдохнуть. Сам же направился в сторону сарая.

– Через полчаса, когда все соберутся, начнём, – пояснил Красавчик. Он провёл Алексея на второй этаж особняка в комнату, где скромно накрыт был стол: хлеб, варёная картошка, солёности, отварная курятина и бутылка самогона.

– Кушайте, отдыхайте. Я за вами зайду.

Если честно, Алексей прилично проголодался, но думал он конечно же не о пище. Для начала надо осмотреться. Окно комнаты выходило как раз в сторону сарая, и он видел, как через калитку в заборе подходили всё новые люди. Кто обнимался с Угрюмым, кто просто пожимал руку. Прибывших по ориентировочным подсчётам было человек двадцать. Хороший улов! Вот только как его вытянуть?

Главный вопрос состоял в том, что делать, если в ближайшие полчаса не прибудет Ершов со своими людьми? Идти в сарай и общаться с бандеровцами? Но такой сценарий он не прорабатывал. Забаррикадироваться в этой комнате, надвинув на дверь шкаф? И как тут продержаться с браунингом и двумя обоймами к нему? Кинут гранату в окно – и прощай Родина! Ещё вариант: выпрыгнуть в окно и бежать к воротам, к машине? Но у ворот охрана. Неужели Фёдор не засёк выехавший с автобазы «опель»? Плохо всё как-то… всё по принципу Наполеона: главное ввязаться в битву, а там посмотрим. Вот и он, Балезин-Росицкий ввязался… А что было делать?

Ладно, как-нибудь выкрутимся…

Алексей налил себе немного самогона, закусил варёной картошкой с курятиной. Подошёл к окну и, продолжая раздумья, закурил. Входная дверь была напротив окна, и он мог только слышать, как она отворилась, и в комнату вошли, похоже, двое или трое.

За время работы в разведке Алексей Балезин привык ко всему – нервы были у него в порядке. Но голос, прозвучавший у него за спиной, заставил его внутренне вздрогнуть:

– Дядь, дай закурить.

* * *

Полковник Ершов был вне себя:

– Откуда вы взялись? Кто вас сюда послал?

Разбиравшие завалы рабочие держали вверх руки, испуганно смотрели на вооружённых людей в военной форме и молчали. Ершов громче повторил вопросы и, не получив ответа, смачно выругался.

– Поговори-ка ты, Ярослав с ними на своём, – предложил он Кульчицкому. – Они или не знают по-русски, или прикидываются, что не знают.

Но на те же самые вопросы, заданные на украинской мове, ответов также не последовало.

– Будете молчать, арестую, как пособников бандитов! – громогласно объявил Кульчицкий, потрясая в воздухе пистолетом и, снова встретив молчание, шепнул Ершову. – Все враз они не будут говорить. Они запуганы. Их допрашивать надо по одиночке.

Ершов окинул рабочих суровым взглядом:

– Ты прав, надо по одному. Но время, время… А, ладно… Панченко! Гони их в дом!

Все рабочие, не опуская рук, повиновались. Кроме одного. Это был черноволосый с заметной проседью мужчина лет тридцати, худой, с настороженным взглядом карих глаз.

– А тебе что, особое? – рявкнул на него Ершов, на что тот на чистом русском тихо произнёс:

– Я вам помогу.

Фёдор от неожиданности аж присвистнул; оглядел рабочего с ног до головы:

– Годится. Пойдём-ка в машину, здесь что-то холодно.

Они расположились в «эмке» с работающим двигателем и отопителем, и сразу стало веселее. На переднее сиденье подсел Кульчицкий.

– И чего ты молчал? – первым делом спросил Ершов. – Боялся говорить с нами при всех?

– Я ненавижу эту бандеровскую сволочь, но… но у них всюду есть уши. А я жить хочу.

– Как тебя звать?

– Аркадий.

– Русский?

– Нет, еврей.

– Из Львова? Коренной?

– Нет, из Киева.

– А как во Львов попал?

– В 40-м после института. Я геолог. С началом войны, как и многие другие, не успел эвакуироваться. Долго прятался и по лесам, и у добрых людей, пока не пробрался к партизанам.

– А что в Киев не вернулся после освобождения?

– Не смогу теперь там жить. У меня вся семья, вся родня погибли в Бабьем Яру. Да и от дома ничего не осталось.