Под призрачным прикрытием

Долго стоять у угла смысла никакого не было. Когда собралась вся группа и из-за угла никто не стал стрелять навстречу, Сергей Ильич пошел вперед, до следующего угла, за которым, как он сразу увидел, находился обложенный теми же мешками с песком вход в блокпост. Мелькнула мысль, что хорошо было бы запустить туда сначала робот «Пластун», чтобы он посмотрел на внутреннее содержание хотя бы одним из своих глаз-камер. Но «Пластуна» следовало сначала расконсервировать, настроить – а это требует времени. Оказавшись перед входом, Сергей Ильич оглянулся внешне несосредоточенным взглядом, посмотрел себе за плечо, потом шагнул за стену первым. И сразу за входом увидел четверых, наставивших на него автоматы, и еще двоих, прильнувших щеками к прикладам около бойниц, то есть спиной к входу, и понял, что это ловушка. А неподалеку от четверки с автоматами валялось два трупа парней в камуфляже. Значит, блокпост был захвачен украми, а теперь эти парни хотят захватить и «волкодавов». Но делать резкий шаг в сторону, чтобы уйти с дистанции стрельбы, было невозможно. Шаг этот должен быть предельно быстрым, а любое быстрое движение вызовет автоматные очереди. И очереди будут направлены туда, в проход, где за спиной Лесничего идут еще трое «волкодавов». Но делать было нечего. Оставалось ждать своего момента. Такой момент, как говорила практика, наступает всегда, только его следует прочухать и им воспользоваться. Он бывает даже совершенно мимолетным, и тот, кто его упускает, тот проигрывает в опасной игре на жизнь. Это может быть момент отвлечения внимания. Приходит он или со стороны, или искусственно создается. Но момент почти всегда наступает. И только опыт может помочь прочувствовать его.

– Заходи, казачки… – сказал тот, что был в камуфлированном бушлате поверх черной униформы. Наверное, это был командир группы «нацгвардейцев». Да и по возрасту он выглядел старше других, и держался более уверенно, раскованно.

Сергей Ильич не растерялся. Он посмотрел на распростертые на земле тела и сразу шагнул к ним. Наклонился, чтобы рассмотреть в темноте. И рассмотрел не только их, но и боковую стену, разобранную, через которую в блокпост въехала, видимо, БМП. Оттуда могло подойти к тем шестерым, что были внутри, подкрепление. Но Лесничий не в сторону разобранной стены смотрел, а на убитых. Таким движением, никому не угрожая и не вызывая ответной реакции, он просто распылял внимание укров. Им приходилось и его контролировать, и тех «волкодавов», что шли за его спиной. Тактику командира понял и продолжил Величко, сразу неторопливо шагнувший в противоположную сторону, к задним дверям боевой машины пехоты, положил руку на массивную ручку двери и хотел было вроде даже открыть, чтобы заглянуть внутрь. Но тут же последовал слегка истеричный окрик одного из четырех встречающих:

– Лапы убери, не то стреляю!

По-русски человек говорил плохо, с непонятным акцентом, то ли прибалтийским, то ли молдавским. По короткой фразе понять акцент было трудно.

– Стреляй, если жить не хочешь, – спокойно, даже с беспечной улыбкой ответил Величко, разжал пальцы и показал ладонь второй руки, в которой лежала граната. Кольцо было сорвано, и только большой палец притягивал к ребристому корпусу «Ф-1» прижимной рычаг. Если бы противник выстрелил, Величко разжал бы пальцы, и граната упала бы под ноги этим четверым. За две-три секунды до взрыва укрыться от осколков в этой обстановке не смог бы никто. А большего времени на спасение граната «Ф-1» людям не отпускает. «Нацгвардейцы» хорошо понимали это.