В одном из боев он погиб. Сын Кичевых Алексей, с которым мы вместе учились, окончив десятилетку, поехал поступать в Московский горный институт, нашел там квартиру разведчика и передал часы. У того тоже был сын примерно такого же возраста. Учился в физкультурном институте. Парни подружились и несколько раз приезжали в наши края. Разыскали и могилу партизана. Вот такие, оказывается, случались невероятные находки своих близких с обретением новых друзей.
А к Смоленску немецкие бомбардировщики продолжали рваться и после освобождения. Но небо над городом было защищено уже гораздо надежнее. Откуда-то из Приднепровья по налетающим самолетам били наши зенитки. Слышны были их характерные звонкие хлопки, а спустя мгновения в небе вспыхивали дымные с оранжевыми проблесками фонтанчики.
С наступлением темноты по небу начинали шарить лучи прожекторов, выискивая воздушных пиратов. Попасть в их перекрестие означало почти неминуемую гибель. Редко кому удавалось вырваться из светового плена. В белых прожекторных лучах самолет искрился серебристой птичкой и был виден как на ладони. Стрелять по нему можно было теперь прицельно.
Один из немецких самолетов подбили, когда я стоял в толпе деревенских зевак. Он еще пытался дотянуть до своих, очень медленно, с каким-то неестественным, прерывистым гулом двигаясь в сторону Витебска.
– Гуу! Гуу! Гуу! – натужно доносилось с неба. Воздушный корабль перемещался как бы рывками. Над фюзеляжем светилось небольшое пятнышко пламени, которое постепенно разрасталось в размерах. Так продолжалось километров двадцать. За деревней Волоковая, центром нашего сельсовета, огонь охватил уже значительную часть машины. Она врезалась в землю и взорвалась.
Здесь я должен прервать свой рассказ, чтобы сделать весьма важную вставку.
Работая в Академии наук Беларуси, я неожиданно узнал, что мой старший коллега доктор биологических наук В. Л. Калер – один из тех, кто защищал тогда от воздушных налетчиков смоленское небо. Надо ли говорить, как я обрадовался этому открытию и сколько часов мы провели за беседой! Привожу из нее самое существенное.
«Всю зиму 1943–1944 годов фронт простоял в 26 километрах западнее Смоленска. Вражеская авиация вела активную разведку расположения, перемещения наших войск и их снабжения через Смоленский узел, поэтому в зоне ответственности нашего полка находились одиночные самолеты разведчики. Небольшие группы пикирующих бомбардировщиков Юнкерс–87 пролетали для атаки мостов, переправ, наблюдательных и командных пунктов. Тревоги следовали одна за другой и днем, и ночью. Расчеты настолько выбивались из сна, что номера иногда засыпали, стоя у орудия.
Но главным вниманием немецких ассов пользовался Смоленский железнодорожный узел. Перед наступательными операциями 1944-го года он обеспечивал переброску войсковых ресурсов между различными фронтами, а также их материальное снабжение на западном направлении. Через Смоленск проходили эвакогоспитали с ранеными фронтовиками. Этот узел работал на победу непрерывно. Немцы знали ему цену и уже с начала мая начали массированные, по 150–200 самолетовылетов за одну ночь, атаки на этот стратегически важный объект.
У зенитчиков для борьбы с фашистской армадой была разработана система огневого купола под названием “Шапка”. Верхний слой “Шапки” обеспечивался огнем 48-и орудий нашего полка. Каждое из них выпускало через интервал в три секунды девятикилограммовый снаряд, конус разлета осколков которого составлял 200 метров. В среднем слое “Шапки” работали 37-и миллиметровые пушки, а в нижнем – крупнокалиберные пулеметы ДШК.
Когда подавалась команда “Шапка”, все небо расцвечивалось вспышками наших снарядов, трассами малокалиберной зенитной артиллерии и ДШК. Последним двум помогал найти цель дивизион зенитных прожекторов. Думаю, что ты в детстве наблюдал один из эпизодов “Шапки”».
И еще одна деталь, которую отметил тогда Владилен Лазаревич: «Вспоминаю часть крепостной стены в Смоленске, рядом с кинотеатром. Вдоль стены лежат остатки 28 немецких самолетов. Рядом с каждым стоят этикетки с указанием, что эти самолеты сбиты в небе над городом огнем зенитной артиллерии. Сколько же жизней фронтовиков она сохранила!»
Видел эти самолеты и я, благо они еще долго лежали после войны около небольшого кинотеатра «Смена». Народ валом валил их посмотреть. Особенно мальчишки. Они постоянно крутились возле «небесных» трофеев, совсем недавно еще сеявших сверху смерть; трогали руками искореженные алюминиевые части, пытаясь оторвать кусочек себе на память. И каждый при этом испытывал гордость за наших зенитчиков.
Как иногда причудливо пересекаются судьбы людей! Для меня лично описанная Владиленом Лазаревичем высотка с соседними холмами у Витебского шоссе памятна тем, что тут после войны мой отец с группой подсобных рабочих посадил молодые сосенки. В конце своей короткой жизни он работал в здешних краях лесником, восстанавливал загубленные военным пожаром леса. Деревья вымахали уже под самые небеса и радуют глаз своим красивым и цветущим видом.