Под прицелом войны

В 1943–44 годах вместе с немцами стали нести службу и власовцы, любители женщин легкого поведения и самогонки. Однажды понапивались вдрызг и залезли спать в сарай с сеном, который стоял на четырех столбах-подпорках. И тут появилась другая их группа, которой выпивки уже не досталось. Это их разозлило. Подозвали к себе малышню и говорят: «Видите, наверху дяди спят? Берите камни и бросайте туда!» Мы по детской наивности и клюнули на явно провокационный призыв. Стали швырять каменьями в вооруженных людей. Те – с сеновала и за нами вдогонку. Пацаны и я вместе с ними успели заскочить в пустой дом и закрыть запоры. Попрятались в комнате под кровати. Слышим, пинком выбили одну дверь, потом другую. И стали по одному вытаскивать нас за ноги. Троих уже успели вывести на улицу. Следом вытащили бы остальных и могли бы, наверное, расстрелять. Но вдруг все прекратилось. Смотрим сквозь щели: немцы появились. Построили власовцев в шеренгу, и немец, проходя перед строем, бил каждого с размаху по мордасам слева направо и справа налево. Не потому, конечно, что нас стало жалко. Просто власовцы перешли грань дозволенного.

Велась с населением и «просветительная» работа. Был у нас в деревне длинный сарай, протяженностью, наверное, метров двадцать. Клуня по-нашему. С одной стороны в ней раньше хранили сено и разный корм. С другой – содержался скот (коровы, свиньи и пр.). Новые хозяева превратили его в клуб. Загоняли туда под вечер всех, кого увидят. Добровольно-принудительно, как говорят. Если и не хотел, все равно затаскивали. Внутри стояли скамейки и висел экран. Показывали немецкую хронику – как танки расстреливают и давят наших солдат. Смотрите, мол, какова наша военная мощь! Ничего ее не остановит. Сдаются русские деревни и города. А там и Москва не устоит.

А наутро в сопровождении старосты немцы заходили в избы и требовали: «Яйки, куры, масло…» Вроде как плату за просмотренное кино.

Главное же внимание оккупанты уделяли железной дороге. На вышке всегда сидел немец с пулеметом и наблюдал за окрестностью. Территория вдоль железнодорожного полотна ночью простреливалась и освещалась прожектором. Деревья и села в этой зоне были снесены. Голая местность! Расстреливали всех, кто попадал в эту зону. И тем не менее взрывы тут гремели всю войну. Приходили партизаны и в саму деревню.

Рабочие трудились на железной дороге каждый день, растаскивая взорванные вагоны и заделывая прорехи в шпалах и рельсах. У них был установлен контакт с партизанами. Днем они добросовестно ремонтировали железнодорожные пути, а уезжая – сами же минировали их. А поскольку бригады бросали на разные участки, то и взрывы происходили в разных местах. Уже тогда, когда там никого не было. Мины-то были с часовыми механизмами.

И все-таки фрицы догадались, кто им вредит. Вычислили каким-то образом! Подозрение пало на бригаду, в которой трудились и многие наши селяне. Виновных заставили самих вырыть яму, у которой всех и расстреляли. Из нашей деревни тогда погибло человек десять. О других точно не знаю. На некоторых нашли немецкую одежду, взятую, очевидно, из вагонов с обмундированием. Сколько их лежало, покареженных, вдоль полотна, лишь чуточку оттянутых с откосов! Везли в железнодорожных составах самое разное – от военного снаряжения до продуктов и одежды. Все шло на фронт. Поубирали этот железный хлам только после окончания войны.

Для лучшего снабжения своей армии немцы построили второй путь. Отходя в 1944-м, резали шпалы (по пути шла специальная приспособленная для этих целей машина) и взрывали рельсы, подкладывая под них взрывчатку. Осколки и даже большие куски рельсов летели на два километра. Мы в это время пасли у деревни скот и видели, как шлепались вблизи увесистые железяки.

Боев здесь не было и при отступлении немцев. В промежутке между железной дорогой и шоссейной, которая проходила от нас в трех километрах, они поставили танки. Но потом быстро их убрали. Может, почувствовали окружение.

С колоннами отступающих отходили и итальянцы. Они прятались по хуторам и в лесу. Не хотели идти вместе с немцами.

А вот мадьяры простояли у нас всю войну. Немцы их бросали на облаву, против партизан. Перед этим приходил бронепоезд, останавливался и около часа молотил по лесу из пушек и пулеметов. Потом туда вступали мадьяры. Человек пятьдесят их было. Случалось, что назад многие возвращались уже без оружия. Возможно, его отбирали партизаны.

Старосту и тех, кто ему помогал, после войны отправили на двадцать лет в тюрьму, хотя он не очень старался в работе. Более того, отстоял деревню, которую немцы несколько раз пытались сжечь.

После освобождения на полях осталось много брошенного оружия. Ящик с динамитом мы, бывало, закладывали под сосну и подрывали с помощью бикфордова шнура. Убегали подальше и ждали, когда ухнет. Патронов и гранат тоже было навалом. И чудо, что от них никто не пострадал.