Под прикрытием

– Остальные – с Кавказа, с Восточных территорий, они там с детства неразлучны с оружием. Много из Сибири – там промысловики учат детей с трех-четырех лет белку в глаз бить. Но и наш не подкачал. Математик он, для него важен не столько сам выстрел, сколько – расчет. Вот и…

Разговор прервал выстрел – почему-то оба собеседника поняли, что это – тот самый. Они, не сговариваясь, посмотрели на мишень, настроив свои трубы на самое большое увеличение из возможных.

– Есть! Есть!!! – старый разведчик радовался, похоже, не меньше внука. – Нет, вы можете себе это представить, Владимир. Шестерка с единственного выстрела на тысячу метров! Молодец! Ай да Вольдемар, ай да…

В избытке чувств Котовский хлопнул рукой по колену…

– Молодец!

На стрельбище подросток, почти не меняя позы, передернул затвор винтовки, подобрал покатившуюся с мата гильзу, аккуратно положил ее рядом со своими принадлежностями. Оставил пока затвор открытым – чтобы ствол охладить после выстрела, и начал что-то писать в лежащем рядом блокноте…

– Поразительно… – Ковач действительно был поражен.

– А я что говорил… Впрочем, будет нам… Для чего я вас сюда позвал, догадываетесь? – Котовский оторвался от трубы, в упор взглянул на собеседника.

Ковач пожал плечами.

– Не знаю, – честно ответил он.

– Есть вопрос, который нужно обсудить. Незамедлительно. А позвал я вас сюда потому, что здесь невозможно прослушивание. Ни один высокочувствительный микрофон не выдержит звуков стрельбы, причем интенсивной. А если выдержит микрофон – не выдержат уши оператора. Есть информация, которую вы должны знать. Ко мне попали сведения об операциях «Чингисхан» и «Тайфун». Вам что-нибудь говорят эти названия?

Ковач только чудом не выдал своего изумления.

– Прежде всего мне интересно, откуда эти названия известны вам? Министерство внутренних дел не подключено к этим операциям никоим образом.

Котовский улыбнулся – совсем как старый добрый дедушка успехам своих внуков. Поправил пенсне.

– На вашем месте я бы задал вопрос не о том, как эти названия стали известны мне, а о том, как стали они известны MI6. Вот чем бы я озаботился…

– MI6? – недоуменно спросил Ковач, пытаясь выиграть хоть немного времени, чтобы понять, что все это значит, и продумать план разговора.

– Вот именно. Британская внешняя разведка. Сенчури-Хаус. У них тоже есть эта информация – и это не может не тревожить.

По сути, постоянный товарищ министра внутренних дел сейчас признался в должностном преступлении – такая информация могла поступить лишь от агента, агента, внедренного в MI6, а это уже грубое вторжение в прерогативы служб, занимающихся внешней разведкой.

— Не нервничайте так, Владимир, – снова опередил его товарищ министра, – мы взяли кое-кого из британского посольства… «на горяченьком». И на этом «горяченьком» успешно его раскололи. Он в курсе, какие задания получает резидентура из Лондона. Хотя знает он мало, но кое-что по этим операциям он назвал – в частности, круг лиц, который очень интересует британскую разведку на предмет компрометации. Среди них вы и находящийся в данный момент в отставке господин Цакая. С которым вы видитесь с завидной регулярностью.

– Это провокация. Они просто подставили его вам, чтобы понять, как вы среагируете…

– На что, Владимир? Среагируем на что? На термины «Чингисхан» и «Тайфун»? Вам не кажется, что для того, чтобы играть в эту игру, нужно, по крайней мере, знать эти два слова, «Чингисхан» и «Тайфун», и хотя бы в общем представлять, что именно они означают?

Старик был прав – для того чтобы затевать такую игру, чтобы выяснить правду, нужно знать, по крайней мере, ее часть. Такая игра ведется, когда нужно раздобыть недостающие фрагменты мозаики. Но ведь, чтобы найти эти фрагменты, ты должен хотя бы примерно представлять, что именно ты разыскиваешь, не так ли?

– Где этот британец?

– Отпустили. Вы же понимаете, что чем дольше он находился бы у нас, тем больше к нему было бы вопросов по его возвращении.

– Вы его завербовали?

– Не совсем. Работать дальше на нас он категорически отказался, но компрометирующие материалы в любом случае остались у нас.

– Что он еще сказал?

– Ничего. Это рядовой исполнитель, он знает только то, в курс чего его ввели.

Ковачу хотелось завыть. Все складывалось просто плохо – безумно плохо. Так плохо, как бывает только в разведке, когда ты годами качаешь информацию, собираешь агентурную сеть – и вдруг из-за какого-то подонка оказывается, что все эти годы тебе скармливали не информацию, а дезинформацию. В разведке годы труда целого управления может пустить под откос один болтливый или нечистоплотный мерзавец.

– Вы думаете о том же, о чем и я?

– Вот именно… – Котовский снова приник к трубе, посмотрел на готовящегося к стрельбе внука, но долго смотреть не стал, опять положил трубу. – У нас «крот». Причем этот «крот» окопался где-то на самом верху…