Под прикрытием Пенелопы

Что-то он тащил в обеих руках – какие-то тяжеленные пакеты – и вдобавок под мышкой зонт с этакой массивной ручкой-закорючкой, который у него то и дело выскакивал да ещё открыться норовил. Предлагаю: давай помогу. Да ладно, говорит, не тяжело. Ты зонтик лучше возьми. Ну, я взял да и сунул в целлофановый пакет-сумку. У метро расстались. А ближе к эскалатору меня тормозят:

– Пр-рашу в-вас пройти с-со мной.

Я особо никогда и не взбрыкивал, когда ко мне власти обращаются да ещё так вежливо. Даже если и в облике малорослого сержанта. И даже если у самого турникета, через который можно, в сущности, перемахнуть да и дёру дать. Лишь подумал: интере-есно. Мульён раз в любом виде – в смысле, при любом градусе – хаживал в это метро и ничего, сходило. А тут нате вам – просим любезно.

Сержант ввёл меня в небольшое помещеньице, и там, под прикрытием другого – более крупного милиционера – принялся обыскивать.

– Это ч-что? – спросил он, осторожно так переворачивая в ладонях мою целлофановую сумку, накрученную на зонт. – Эт-то зонт? – и сразу, знаете, заметно расслабился и потерял некий, что ли, интерес. И заикаться, кстати, перестал.

– Зонтик, зонтик, – говорю, – конечно, – и про себя уже прибавляю: «Ну не автомат же». И тут же меня осеняет: «Во-от оно чего!»: За террориста приняли. Ну не смешно? А сержант между тем покрылся канапушками (кровь, видимо, вернулась в прежнее русло) и молвит: ну ладно, посиди пока – отдохни уж маленько, коль взяли тебя под белы руки… на всякий случай. Что-то, мол, брагой попахивает от тебя, браток. Приди в себя мал-мал. И на всякий случай я у них там за решёточкой провёл час – не меньше, пока они с другими «террористами» разбирались, в основном тоже поддатыми недотёпами.

И кто ж виноват, по-вашему? По крайней мере, мой собственный зонтик ничьего внимания никогда не привлекал.

А в прошлом месяце получилось чего. Сидим с ним тихо-спокойно за столиком в клубе писателей, не бузим, умно так за жизнь рассуждаем. Так нет, подваливает Марат Ка. Выручайте, говорит: к ним кандидат в депутаты на студию не приехал, эфир горит и денежки тоже. Мы спрашиваем: можно ли там у него добавлять – и щёлкаем себя по кадыкам – по мере, так сказать, угасания разговорной энергии? Он: да сколько угодно, только перелейте в посудину из-под минералки, а то наш режиссёр удавится от зависти. Попёрлись. И лишь по ходу дела выяснилось, что за депутата мы подменили и за какую он платформу баланду травить собирался. Марат нам: «Говорите, что хотите, только платформу не пятнайте». Волоха успел домой позвонить, чтоб жена диктофон включила, так что я после имел возможность послушать. А говорили мы почти час. Ну, у Волохи-то всё нормально, он человек с учёной степенью, а вот я какую чушь порол!.. сразу и не сообразишь, что к чему.

Или такой случай. Буквально накануне наш президент по телику обращается к международному сообществу: мол, уговорите, братцы, моего друга Билли, чтобы он, панымаш, не бомбил Югославию… Тут к Волохе в редакцию является младой вьюнош из Белграда с предложением написать для журнала статью. И натурально прилипает: кресло на колёсиках придвинул вплотную и всё мурлычет, мурлычет – рассказывает содержание будущей статьи. Волоха, по виду, уже изнемог – он человек интеллигентный, корректный и порой чересчур мягкий, дабы решительно обозначить финал переговоров. Впрочем, гость всё же из Сербии, симпатии к которой мы не скрываем.

Я когда вошёл в комнату, мне показалось, что Саша (так звали гостя) несколько не в себе – а проще говоря, не совсем нормальный. И такие, знаете ли, забредают иной раз в распахнутые настежь редакции. И отвязаться от них бывает проблематично. Возьмёт да и хлопнется на пол, пену изо рта пустит, заблажит чего-нибудь. Канителься потом. Вот я и подумал: случай из подобных, – поэтому присел на свободное кресло, осторожно разглядываю визитёра. Нет, однако, рассуждает здраво, только акцент сильный, да и выпивши…

Потом Волоха не выдержал-таки и отлучился – в надежде, очевидно, что белградец растворится в пространстве. Не тут-то было.

Не буду имитировать его акцент, ни к чему.

– Я хочу пригласить вас отметить наше знакомство. А чего, я плачу… или правильно плачу?

Волоха отказался, мотивируя тем, что отмечать, собственно, пока нечего, вот когда будет перед ним статья или рассказ, он прочтёт, оценит.

– Раньше-то какой смысл? К нам наведываются и очень давние наши авторы и то мы никого загодя не обнадёживаем. Смотрим, советуемся, обсуждаем, коллегиально выносим… так сказать.

– Это я понимаю. Это правильно. Послезавтра я приношу вам текст, вы его читаете и сообщаете мне своё мнение. Раньше этого как же, конечно. Как же, я всё прекрасно понимаю. А сейчас я просто предлагаю отметить начало нашей дружбы. Вы русские, я серб. Мы почти братья. Я только прилетел из Белграда, мне очень приятно быть рядом с друзьями.

Он ещё долго говорил с характерным акцентом, прохаживаясь перед нами туда-сюда, наконец, иссяк и деловито спросил:

– А когда вы заканчиваете работу?