Под прикрытием Пенелопы

– Да?! – и Антоха даже трубку положил… или выронил. А через минуту перезвонил. И серьёзно, заикаясь от волнения, стал объяснять, что нам… – Да вам нужно срочно пожениться!

И бабуля моя – тоже «за»: пожениться.

Вот так вот, благодаря Костиной шутке мы окольцевались.

Абсурд?

Помню ещё, были в гостях у Антона, и Костя хвастал, какая у него – я – замечательная хозяйка. И Литр смотрел на меня мечтательно-завистливыми глазами. И его родители очень ко мне хорошо относились.

А Гончар… Странно, как мы собрались тогда – трое мальчишек и я. Креветок ели. Почему трое мальчишек и я одна? Пили пиво и ели креветок. И Гончар всё время поддевал меня. «Чего он меня язвит всё время?» – спрашиваю потом Костю, уже супруга. – «Не обращай внимания. У него такой характер». А Сашке, видимо, хоть как-нибудь хотелось со мной общаться…

Так вот, из группы я выделяла Гончара и Литра. А Костя… Вот так, нравился Гончар, нравился Литров, а вышла за Константина.

Когда моему сынишке было лишь только полгода, в меня были влюблены двое мужчин из нашего дома.

Один: «Я давно в твою маму влюблённый», – это он приговаривал, когда коляску в подъезд помогал занести, с ребёнком общался вроде бы, а не со мной… я сначала даже не осознала, о чём он бормочет, только потом до меня дошло-доехало.

А второй ухаживал впрямую: он, кстати, то и дело объявлялся в моей жизни. Даже когда я поступила в институт, он приезжал на курс и что-то хотел от меня… а я не понимала, чего. Поэтому мне и говорили: ты что, Алюсь, дура совсем? Так вот он приехал и уехал: понял, наверно, что со мной бесполезно заигрывать. У меня в голове не срабатывало что-то. У него жена, ребёнок… которого, кстати, я кормила, своим молоком, потому что жена у него была безмолочной. Смешно так. Сынишка ихний аж захлёбывался…

И вообще, вокруг меня крутилось столько мужичков… и если на всех обращать внимание… Поэтому я и одеваться старалась скромно.

Вот так я и жила до некоторых пор…

***

Читая впоследствии Алевтинин дневник, Миронов подумал, что она уже давно, очевидно, складывала о себе благоприятную версию, подгоняя подробности – вольно или невольно? – под определённый критерий… Короче, сказку о своей персоне.

«Да и для меня, похоже. На самом деле, если всматриваться пристальней, то это чистой воды сочинительство…»

Фраза в дневнике Миронова не закончена.

***

Алевтина заглянула к председателю Луначарскому – сам хозяин в кабинете отсутствовал, но там находились Волоха с Мироновым. Собственно, Федот Федотыч Алевтине не был нужен. Она и сама не знала, кто ей необходим на тот момент. Просто вдруг захотелось зайти в организацию. В клубе писателей к ней приставал Пузиков, в прошлом сокурсник по институту: «Ты сегодня такая… сексапильная! Прямо-таки примагничиваешь! В чём дело? Говори – исполню все твои желания…» Вот она от него и убежала. А куда пойти ещё? Домой не хотелось. Вернее, не хотелось быть одной…

С утра она записала в дневнике: «День не обещает ничего особенного…» Это собственное наблюдение её слегка задело. Зачем вообще что-то записывать тогда? Ничего так ничего. Ещё и бумагу марать! Глупость. Но, поди ж ты, разбери, когда в мыслях сумбур, а душа обмирает… «Душа… Обмирает… Экие красивости в голову лезут!..»

Волоха встретил её с нескрываемой радостью, хотя тот визит к ней не принёс ему желаемого… Возможно, сейчас в нём всколыхнулась надежда. Ей же тогда было любопытно: чего это он напросился в гости, когда уже всем объявил, что ожидает приезда невесты? Или что, выбирал до последней минуты?.. У-у, мужики!.. Хотя и бабы не лучше…

Однако уже на пороге она увидала Миронова, которого до этого видела всего три раза. Первый раз в позапрошлом году на литературной конференции, где не очень и приглядеться успела, так как народу интересного было предостаточно, а он, как потом узнала, только-только появился в здешних кулуарах и старался, видимо, не высовываться. Впрочем, оказалось впоследствии, высовываться он вообще не любил. Так что второй раз также мог зафиксироваться в памяти опять же лишь проходным моментом, не обрати сам председатель её внимание на его скромную персону.

– Не понимаю, – сказал Луначарский в застолье после конференции (Алевтина сидела подле него), – и чего вы находите, девки, в поэтах. Не понимаю. Сплошь выпупизм и экзальтация. Таланту на грош, а форсу выше крыши. Из окон прыгают ещё… – и покосился на студентку свою: слушает ли? И понимают ли, что намёк на Маврушу? И убедившись, что понят, продолжил: – Вот сидит – хороший, порядочный Миронов, ей-ей. И пишет, заметь, не стихи, а прозу.

Алевтина присмотрелась и, когда Миронов ушёл, шепнула Луначарскому:

– А он и в самом деле симпатичный.

И третий раз они столкнулись в коридоре организации, когда Алевтина собирала документы на поездку в Австрию – заниматься литобработкой мемуаров известного русского князя, чьи предки уехали из России до революции. Миронов прошёл мимо неё с секретарём Заточкиным и, похоже, опять не обратил на неё внимания. Хотя нет, подмигнул, но так, как подмигнул бы, скорее всего, любой смазливенькой девчонке.