Под прикрытием

– «Нефтяной склад» – это, не частная лавочка твоего благодетеля. Если он даже и «двинет кони» скоропостижно («дай Боже чтоб скорее!», крещусь в красный угол), государство может назначить заведующим не тебя, а кого другого. Конечно, бабла твой Лукич накосил немерено – можно поделить меж своими и разбежаться… Но, больше чем уверен – всё достанется твоим шурякам. Вам же с дочерью покойного – лишь «совет да любовь», да возможно ещё его исподнее – изношенное старым пердуном до состояния гомосятских стринг.

При моих словах про «благоверную, в глазу собеседника промелькнула ярость, а кулаки непроизвольно сжались. Она его тоже бьёт, что ли?!

Как-то обречённо выдохнув, Охрим только мотнул головой, но ничего не сказал.

– Дальше… «Доверяет расписываться на документах», говоришь? А может, он тебя таким макаром подставляет – такая мысля тебе не приходила в голову? Сам прекрасно знаешь – благодетель твой ворует и ворует внаглую! У каждой семьи в Ульяновске и волости ворует – впаривая разбавленный керосин и, у государства – в особо крупных размерах ворует. Рано или поздно – твоего Панкрата Лукича возьмут за его сморщенную старческую задницу… А на всех документах твоя подпись! И вместо этих откормленных скотов, отправишься на лесоповал ты – что с твоим телосложением и здоровьем, равносильно расстрелу с особой жестокостью.

По тому, что он даже не взглянул на меня и даже не вздрогнул от этих слов, вижу – что он и сам всё это понимает. Однако:

– Мне пора уходить. Спасибо за…

– Что-то в горле пересохло, – говорю держась за, – давай ещё по стакану со сдобой, Охрим. Потом я скажу тебе самое главное и, всё – можешь уходить и жить как жил раньше. Ну а я же, в принципе – и без этого «американского» керосина не обеднею: забирайте этот «Стандарт-Ойл», ко всем чертям…

Допив свой стакан, он начинает первым:

– Так, что самое главное сказать хотел, Серафим?

Видно, сильно торопится шнырить на эту «мафию».

– Самое главное, что я хотел тебе напомнить – ты не собака, Охрим! А – ЧЕЛОВЕК!!! Неуж забыл?

И тут он вздрогнул, как от удара электротоком.

– «Подобрали на улице», говоришь? Подобрали, обогрели, накормили, обобр… Эту страшилу в юбке подсунули.

Охрим, вздрогнул ещё раз: как будто от несильного – но неожиданно-подлого удара.

– «Благодетель»…, – презрительно-зло фыркаю, – а не по вине ли этого «благодетеля» – ты и оказался на улице бездомной одноглазой собакой?

Изумляется, словами не описать:

– Как, это?!

– Обыкновенно «это». Тебе сколько лет, ты какого года?

– Зачем тебе это…? Тридцать один полный год, тысяча восемьсот девяносто второго года…

– «Девяносто второго»? – хлопаю ладонью об стол, – я так и знал!

– Что «знал»?

– Ты родился в годы «Царь-голода», когда засуха и неурожай в России усугубились жадностью таких вот «благодетелей» – взвинтивших цену на хлеб до заоблачных высот. Пока власти раскачивались организуя помощь населению, умерло с голоду и сопутствующих ему болезней множество народу – особенно детей… Тебе ещё «повезло»!

^{Рисунок 105. В 1891-93 гг, в следствии неурожая и неэффективной политики властей, голод охватил 17 губерний РИ с населением 36 млн. человек. Смертность установить точно невозможно, но без всякого сомнения она была чудовищной – особенно среди детей.}

Внимательно слушает затаив дыхание, лишь пробормотав вполголоса:

– Врагу бы моему, так «повезло»…

Вкратце рассказал ему историю, слышанную недавно от Отца Фёдора и, затем:

– Теперь ты понимаешь, в твоём конкретном случае виноват именно Панкрат Лукич Сапрыкин – своей неуёмной жадностью превзошедший всех и вся! Это из-за него умерла твоя мать и, ты без её молока вырос таким тщедушным – в чём только душа держится… Это из-за него – конкретно из-за Сапрыкина, вслед за матерью умер твой отец – и без отцовской защиты ты стал таким…

Прикусывает до крови губу:

– …Трусливым.

– Ну… Просто – неуверенным в себе и своих силах, так скажем, – отрицательно машу головой и продолжаю, – это именно из-за этого купчины, ты в поисках «подножного корма» день-деньской пасся в лесу и лишился глаза…

И здесь произошёл взрыв!

Охрим соскочил опрокинув лавку, весь «наэлектризованный» – из единственного уцелевшего ока, аж искры сыпятся:

– ПАДЛА!!! Я УБЬЮ ЕГО!!!

– Сядь, сядь – успокойся!

Еле-еле поймал его и усадил обратно на лавочку – хотел куда-то немедленно бежать, что-то крушить и понятно кого убивать. Его всего колотит от мощного выброса адреналина, трясётся весь – зубы об стакан как отбойный молоток об гранит звенят…

Однако постепенно успокаивается:

– Я никогда не видел ни мать, не помню отца… Какими, интересно они были?

– Они были…, – держу его за руку, – они были просто людьми – достойными более лучшей участи, чем им досталась.

– Я даже не знаю где их могилы…

С непоколебимой уверенностью в голосе обещаю:

– Ничего! Мы с тобою найдём их, помянем и поставим достойный памятник.