– Ещё вот, что… Все мы в нашей команде – живые, грешные и обуянные земными страстями люди и, между нами могут быть непростые отношения: симпатии, антипатии, дружба, ссоры… Любовь и ненависть даже. Одного только не должно быть – предательства в пользу чужих! Вы, как команда пиратского корабля: пока горизонт чист – команда может сколь угодно выяснять меж собой отношения. Но когда с марса кричат, что впереди видно купеческое судно – которое можно ограбить, всё отбрасывается в сторону – ради общей цели, ради общего блага всей команды корабля!
По глазам вижу – последний образ всем понравился. Значит, продолжим его эксплуатировать:
– Капитан корабля тоже человек и не застрахован от вольных или невольных ошибок. К нему можно как угодно относиться: думать и языком по «камбузам» мести – не запретишь… Но когда на море бушует шторм, когда борта корабля пробиты, а трюмы полны воды и он тонет – не время искать виновных или «козла отпущения». Вся команда должна всё забыть ради главной цели – спасти корабль, груз и себя… Без капитана на мостике такое сделать невозможно!
Без всякого сомнения, мои слова – произвели на ребят впечатление, запали им в душу и, очень надолго запомнятся – быть может даже навсегда. Надеюсь, что они впитали мою мораль на уровне подкорки. Оглядываю внимательно всех ещё раз:
– Ребята, вы все всё поняли?
В ответку горящие неугасимым пламенем глаза:
– Мы всё поняли, Серафим.
Губернское руководство РКП(б) тоже в запарке: к нам приезжал, беседовал с нами, выступал на импровизированном митинге и даже прошёлся по улице на демонстрации и погорланил – сам Жданов…
Да, да!
Тот самый Жданов Андрей Александрович – ныне, заведующий агитационно-пропагандистским отделом (АПО) Нижегородского Губкома РКП(б). Уже в следующем году он станет 1-ым секретарём Горьковского (Нижегородского) крайкома партии, а с 1934 года сменит в Ленинграде убитого Кирова.
Что характерно, больше никого из губернского партийного руководства не явилось – ограничившись грозными или наоборот, растерянными звонками.
Приезжали граждане из «органов», так сказать… Из вполне «определённых» органов, как сами понимаете. Беседовали с отдельными представителями – с вашим покорным слугой в том числе, выслушивали бесконечные речи на заседаниях актива – порой за полночь. Но не найдя никакой «контры» – оставили нас в покое, наедине со своими проблемами.
Товарищи из НКВД же (из родной милиции то есть), хоть и предупреждали строго о недопустимости самосудов и строгой ответственности за них – но исподволь были довольны и, даже почти открыто и откровенно, науськивали нас на хулиганов… По крайней мере, я так их понял.
Согласен: в другое время, возможно и нас всех – «по шапке»!
Однако, волею судеб момент заявить о себе был выбран – удачнее не бывает. Ныне и, до самой смерти Ленина в январе 1924 года – самый пик «подковёрной» борьбы в правящих кругах и непонятно ещё кто кого: Зиновьев (в группу которого входил Сталин) сковырнёт Троцкого или совсем наоборот. Лишь, когда зимой 1924 года у Ильича «ноги остынут» в деревянном Мавзолее – всё определится, всё встанет на свои места и будет ясен полный расклад на политическом Олимпе страны…
Ныне же, многие из местных партийных функционеров ставили именно на Льва Давыдовича – что и объясняет смену «смотрящего» в Нижегородской губернии в 1924 году, после проигрыша того «по очкам» триумвирату Зиновьев, Каменев, Сталин.
Но, это будет потом!
Пока же, сторонники Сталина не знали о своей победе и цеплялись за любое проявление массовой поддержки и, этот случай не прошёл мимо их внимания. После длительной беседы Жданова с группой наших активистов, Анисимов-младший обратился к нему с инициативой:
– Нужна поддержка партии! Поэтому мы считаем: надо писать старшим товарищам: в Центральный комитет партии – лично товарищу Сталину.
Тот, был просто без ума от радости, долго жал Ефиму руку:
– Правильно, товарищ Анисимов! Только товарищ Сталин правильно оценит и поддержит среди руководства партии то великое дело, что вы задумали.
Однако после того как Жданов уехал, на общем собрании Губисполкома победила иная точка зрения – что письмо в Москву надо писать всё-таки Троцкому. Я не смог переломить ход событий: «демократический централизм» – мать его, голосование – «свободное волеизъявление», чёрт бы его побрал!
– Миша, – шепчу я Барону, – эта бумага должно быть вечером у меня.
– Зачем, ведь…?
Шиплю рассерженной змеюкой:
– Ты хочешь в архивах петроградской ЧК порыться или уже передумал?
– Конечно хочу – нет, не передумал… А, как…?
– Тогда не спрашивай «как», Миша – а делай! Или, иди к чёрту.
Барон «сделал»!
Всю ночь корпел, портил зрение при тускло-мерцающем жёлтом свете туземной электрической лампы – но в Москву пошло правильное письмо, к правильному вождю и с подписями правильных комсомольцев.