Хотя, признаться, меня его звонок вогнал во грусть-печаль. Архитектор — а вынужден рушить дома! Не возводить новое-прекрасное, а возиться со сносом. Причем время наступило такое, что городские власти приступили к ликвидации объектов, которые нам когда-то ставили в пример, которые проектировали наши учителя и кумиры молодости. Да, морально устарели, обветшали — куда без этого? Судьба таких строений логична и предсказуема. Но это был еще один удар по и без того уязвленному самолюбию. Учителя уже ушли, теперь уходит их наследие, ставшее никуда не годным и никому не нужным. А мы? Как скоро и нас ждет забвение?
И пусть в отношении себя я все-таки надеялся не на снос, а на перепланировку (научусь, освою интерфейс и такой вам объект забабахаю!), оптимизма мне этот разговор не прибавил.
— В воскресенье дом Виктора Гавриловича рушим, — пожаловался Андрюшка. — Помнишь его?
Я помнил и Виктора Гавриловича, одного из наших наставников, и дом, о котором шла речь. Прикинул расположение — и даже не особо удивился.
— В воскресенье? — переспросил я. — Андрей, а ведь в воскресенье я буду неподалеку, посмотрю на процесс из окошка сто двадцатого этажа, отдам, так сказать, последние почести… «Мне сверху видно все, ты так и знай!»
Какая-то нехорошая мысль выползла из подсознания, но я быстро прогнал ее. Андрюшка — молоток, он наверняка все предусмотрел. Все будет хорошо.
В воскресенье я, разумеется, был не в настроении. Разговори меня — и пришлось бы иметь дело с самым невыносимым брюзгой этого города. По счастью, на общение времени не оставалось — мы проходили объемный интерьер.
Я старательно смотрел куда угодно, кроме правого ряда парт, где, по обыкновению, сидела Вероника Сергеевна. Мне казалось, что, стоит ей перехватить мой взгляд, она тут же догадается, как неделю назад я пялился на ее аватарку и едва, грешным делом, не пригласил на романтическую прогулку. Ну, уж это точно стало бы для меня избыточным испытанием!
Я был так напряжен, что даже в ушах загудело.
Тем не менее однажды мне все-таки пришлось повернуться. Дама в брючном костюме, Наталья Пална, как раз пожаловалась Игорю Александровичу, что при компоновке воображаемого кухонного гарнитура одна из секций никак не хочет устанавливаться на отведенное ей в голографическом объеме место. Я, скорее по привычке, подал голос:
— «Пилите, Шура, пилите!»
И насторожился, когда не услышал отклика, продолжающего фразу из старого фильма.
На первый взгляд, с Вероникой Сергеевной все было в порядке. Она пошевеливала пальцами в невидимом мне голографическом объеме, взгляд — отрешенный. Ну, увлеклась, прослушала цитату, всякое бывает. Хотя мне сделалось обидно из-за того, что наша с нею игра дала сбой.
А не слишком ли она бледна?
В этот момент с улицы донесся шум, который не смогли заглушить даже электрохромные стеклопакеты.
— Игорь Александрович, вы позволите отвлечься от задания? — спросил я.
Преподаватель удивленно пожал плечами, но разрешил мне подойти к окну. Дом, спроектированный Виктором Гавриловичем, находился в пятидесяти метрах от северной башни; мне пришлось вывернуть голову и прижаться щекой к прозрачному «умному» пластику, чтобы зацепить взглядом хотя бы угол здания далеко внизу. Здание рушилось. Защитный графоновый полог, которым его обнесли по периметру, натягивался и колыхался, сдерживая разлетающиеся обломки: обманчиво тонкий материал способен был выдержать поистине космические нагрузки, не говоря уже о нескольких тоннах железобетона. Над пологом тут и там вспыхивало плазменное поле, поглощающее и отражающее пыль и бо́льшую часть децибел.
Дом Виктора Гавриловича вздыхал, пошевеливался, будто пытался сопротивляться, но все-таки постепенно рассыпа́лся.
А потом в аудитории погас свет и пискнули разом все смартфоны и голокроны, уведомляя хозяев об отсутствии сети. Стало так тихо, что я мог бы, наверное, различить дыхание наших старушек, если бы не неуемное гудение в ушах.
Позвольте, да в ушах ли?!
Заговорили все разом; растерянный Игорь Александрович понятия не имел, что произошло, почему исчезли электричество и связь, но старался ответить каждой из перепуганных дам. Я в отличие от него понимал, что случилось, вот только отвечать мне было некогда.
— Вероника, что с тобой? — кинулся я к парте в правом ряду.
Она виновато улыбнулась посиневшими губами и молча продемонстрировала трикодер: медицинский браслет гудел, вибрировал и мигал красным огоньком. Я же с самого начала слышал этот звук! Старый болван, как ты мог не сообразить?!
— Какой у тебя диагноз?
— Сахарный диабет, — пролепетала она, смущенная моей строгостью.
— Но в таком случае в твоем трикодере должна быть доза инсулина!
— Даже две, — кивнула она, — две дозы по шесть кубиков. Впрыскивается автоматически, как только… как только возникает потребность. Но я вчера с внуками сидела допоздна, осталась на ночь, а оттуда — сразу на курсы…
— Ты сумасшедшая? Почему ты не зашла в здешний медпункт?