Читаем Под парусом (сборник) полностью

И все они великие... великие... великие...

И нет среди них маленьких... Только в аванзале смотрит со стены из-под татарской шапочки старый дедок Абдул Хурза, бывший слуга царский, а ныне "слуга революционный", который ходит по этому дворцу уже 52 года (с 1872 года служит здесь)...

Повесили, уже после революции, и его портрет рядом с Александром Первым, да еще и "благословенным"...

И ходишь по "голубым" гостиным, по "ситцевым" будуарам, по "дубовым" на полтораста человек столовым...

Ходишь и думаешь...

О "любви" к господам думаешь...

А из угла смотрит на тебя в столовой "ванна для шампанского".

Ели-ели графы и князья, "земли русской радетели", пили-пили, а потом еще и купались в шампанском.

А сверху, с хоров, музыка гремела:

Царствуй на славу наш

Царь православный,

Боже, царя храни!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А кругом вековой парк. И беседки, увитые розами, и беседки, увитые виноградом, и копии с "Бахчисарайского фонтана", и фонтаны "Амуры с Психеями"...

И "дворцы" для челяди...

70 человек слуг для двоих "геморроидально-моченедержательных" князя и княгини...

И триста человек "рабов божьих и княжеских" парк прибирают...

Прибирают, и копают гроты, и ставят памятники "возлюбленной собачке нашей"...

И лежит "прах" княжеской собаки под могильным камнем, человеческими натруженными руками возведенным...

И молитвенно шепчут уста:

Тише! Здесь царство покоя:

Цюця здесь барская спит...

И возносятся очи горе.

Упокой, господи, цюцину

душу и водвори ее в рай.

Вместе с князем и княгиней.

Водвори... Водвори... Водвори...

1924 ------

[1] Украинское литературное объединение 20-х годов. ______________________________________________________________________

Гурзуф

Прощай же, море! Не забуду

Твоей торжественной красы

И долго, долго слышать буду

Твой гул в вечерние часы.

В леса, в пустыни молчаливы

Перенесу, тобою полн,

Твои скалы, твои заливы,

И блеск, и тень, и говор волн.

Хорошие стихи?

Это не я. Это Александр Сергеевич Пушкин написал, когда был в Гурзуфе. Тот самый А.С.Пушкин... 8 июня как раз минуло сто двадцать пять лет со дня его рождения.

Что и говорить! Пушкину-таки далеко до нынешних футуристов или там имажинистов... Однако при случае почему не вспомнить и о нем, а еще сидя в Гурзуфе под знаменитым его (А.С.Пушкина) платаном или любуясь синим морем из его (А.С.Пушкина) грота в крутой над морем скале...

Сижу и думаю, что написал бы, глядя на море, имажинист?

Может быть, так:

Адью! О море! Ты снимаешь

С прибрежья синие штаны...

И жадно гальку оголяешь

На пузе взбешенной волны. [1]

А футурист (наш) такое бы учудил:

О, кабле-волны! Кабле-море!

О вы, прибоя кабле-силы!

Мы жеребца с электровзором

Родим от радиокобылы!

Воздвигнут имажинисты и панфутуристы этими своими стихами себе "памятник нерукотворный", к которому "не зарастет народная тропа", или не воздвигнут -- неизвестно.

А.С.Пушкин воздвиг...

Между прочим, это, оказывается, не так-то легко...

Можно сидеть под тем же платаном, под которым сидел Пушкин, ходить теми же тропками, по которым и он ходил, смотреть на море, приставив палец ко лбу, а "памятника нерукотворного" не создать.

Не выходит...

Кажется, обстановка та же: и море, и горы, и волны -- все есть...

А по-пушкински не выходит...

... Зарастут к нам, грешным, "тропы".

Разве что пьяный когда-нибудь забредет... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Гурзуф -- курорт и деревня раскинулись в четырнадцати верстах на восток от Ялты...

Старый курорт, с просторным пляжем и великолепным парком. В парке стоит дом, где в 1820 году жил Пушкин. Перед домом огромное дерево платан, под ним поэт любил отдыхать... Платан напоминает наш клен. Только это не клен, а платан...

В парке есть еще и пушкинский кипарис...

Много фонтанов, среди них обращают на себя внимание "Нимфа" и "Первая любовь"...

Названия не материалистические.

"Нимфа" -- это такая себе нимфа, взрослая уже нимфа...

А "Первая любовь" -- это маленький мальчонка и девчушка под зонтиком. Когда они успели завести роман, просто диву даешься... Это только в Крыму возможно...

Над Гурзуфом яйла высокая... Под Гурзуфом море широкое...

На восток от него у самого моря наклонился и пьет воду могучий Аю-Даг...

Аю-Даг по-татарски означает -- "Медведь-гора".

Это тот самый медведь, которого когда-то аллах послал наказать жителей Крыма за то, что они забыли бога.

Давненько это было. Вот что рассказывают старики.

В ту пору Крым весь цвел, не то что теперь. Не было тогда бесчисленных скал и огромных камней. Всюду росли виноград, табак и фруктовые деревья.

А бога все-таки забыли.

Тогда аллах и послал в эти края могучего медведя.

Медведь приплыл морем оттуда, где круглый год снег, и лед, и холод, как зимой на вершине Чатыр-Дага.

Приплыл к Байдарским воротам и пошел берегом, круша все на своем пути. Под его ногами земля сползала с камня, как мясо с костей, и обнажались кости земли, а он дробил их своей тяжелой стопой, земля стонала, и целые селения гибли под обломками этих костей, что рушились на них.

Так дошел он до самого Артека, остановился, усталый, припал к морю напиться...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза