Дончо. Да, то жаркое черноморское лето незабываемо. Не скрою, мы пускались в путь, полные сомнений и тревожных предчувствий. Помню, я еще в детстве прочитал книгу Алена Бомбара «За бортом по своей воле», а некоторые места даже выучил наизусть. Вот хотя бы это… «И когда корабль тонет, тебе представляется, что вместе с кораблем весь мир погружается в бездну; когда палуба уходит из-под ног, тебя покидает все твое мужество, весь разум. И даже если тебе посчастливится обрести в это мгновение спасательную шлюпку, ты еще не спасен. Потому что ты недвижно замираешь в ней, раздавленный свергнувшейся на тебя бедою. Потому что ты уже не живешь. Запеленатый ночною тьмой, влекомый течением и ветром, содрогающийся перед бездной, пугающийся и шума и тишины, ты за каких-нибудь три дня окончательно обращаешься в мертвеца…»
Юлия. «Вы, жертвы легендарных кораблекрушений, отдавшие богу душу преждевременно, я знаю: вас погубило не море, вас сразил не голод, не жажда убила вас! Раскачиваясь на волнах под тревожные вскрики чаек, вы умерли от страха». Это тоже Бомбар. И я люблю его книгу не меньше Дончо. Его книгу и его дело. Как вы помните, Бомбар в 1952-м пересек Атлантику на надувном плоту, дабы доказать: главный враг потерпевших кораблекрушение вовсе не физические лишения. Главный враг – отчаяние. С ним и надо бороться.
Дончо. Юлия как пианистка, естественно, более эмоциональна, чем я, экономист. Но поверьте, иногда цифры бывают красноречивей самых возвышенных слов. Вот несколько цифр. Около 200 тысяч человек в год терпят кораблекрушения. 50 тысяч находят место в шлюпках, но и они, за редчайшим исключением, погибают, причем 90 процентов в первые три дня. Тут есть над чем задуматься. Что же касается Бомбара, то я уточняю мысль Юлии: мы пустились тогда в круговерть черноморских штормов даже вопреки Бомбару. Бомбар считает спасательную шлюпку крайне ненадежным средством. Он убежденный сторонник надувных плотов. По мнению Бомбара, у спасательной шлюпки слишком много недостатков.
Юлия. Действительно. Из-за отсутствия киля шлюпка ужасно неустойчива. Зазеваешься с парусом при перемене галса или под. ставишь борт коварной волне, и того гляди перевернешься вверх килем. Но если не отдаваться на волю провидения, а бороться, бороться каждый час, каждый шаг, лодка становится надежной союзницей. Главное – не терять присутствия духа. И когда, помнится после трехнедельных испытаний мы однажды утром заметили на горизонте зыбкие контуры Кавказских гор, ликованию нашему не было предела. Мы доказали прежде всего самим себе: да, потерпевший кораблекрушение способен победить море даже на обычной лодчонке, какой на случай катастрофы оснащены все большие и малые корабли. Черное море стало воистину нашей соленой купелью. Я бы сказала, что 800 черноморских миль дались нам труднее 4800 миль плавания через Атлантику…
Дончо. Тем самым мы еще и еще раз пытаемся вселить уверенность в тех, кто оказался за бортом не по своей вине: можно не просто выжить в океане, но и пересечь океан, подчинить его своей воле.
Впрочем, и под небом Атлантики мы пережили немало горестных (и радостных!) минут. Поделюсь лишь главным впечатлением от всех наших плаваний: океан – живой друг человека. Друг требовательный, суровый и все же настоящий друг. В равной степени это относится как к Атлантическому океану, так и к Тихому… Хотя, сознаюсь, некоторые эпизоды нашего последнего плавания мне до сих пор вспоминать мучительно.
Третий этап экспедиции «Планктон» начался 17 марта 1976 года, когда мы отчалили от пирса Кальяо в Перу. Шлюпка «Джу» взяла курс на Полинезию. Впереди простиралась немыслимая водная гладь в 8 тысяч миль! На сей раз мы были уверены в успехе, как никогда. Ведь именно отсюда, из Кальяо, почти 30 лет назад отправился к берегам Полинезии Тур Хейердал на плоту «Кон-Тики». Правда, на плоту их было шестеро, шестеро мужчин плюс попугай, а мы «потерпели кораблекрушение», как обычно, вдвоем. К тому же, скажу без хвастовства, наша программа была намного насыщенней, ведь нам приходилось проводить множество опытов по программе ЮНЕСКО и Интеркосмоса.
Юлия. Уверенность уверенностью, но везенье тоже кое-что значит. И вот тут-то приходится с горечью сознаться – нам с самого начала не очень-то везло. На пятый день красавец морской лев весом эдак в полтонны принял, видимо, нашу лодку за некое морское диво и затеял вокруг нее довольно-таки впечатляющее игрище. В результате прочный стальной руль был смят в гармошку, и Дончо два дня не вылезал из воды, пытаясь расправить руль. Отчасти ему это удалось, но лишь отчасти – управление шлюпкой намного затруднилось.
Прошла неделя. Штормило. Однажды ночью, стоя у руля на вахте, я пыталась увидеть в разрывах клубящихся туч хоть кусочек звездного неба, чтобы сориентироваться. Неожиданно я почувствовала сильный удар в голову и вслед за тем надолго потеряла сознание.