Но все вышло совсем не так, как я думал. Обе хозяй ские дочки залезли на чердак и обшарили мой мешок; швейная машина и бутылки возбудили у них жгучее лю бопытство, они не могли умолчать и донимали меня на меками. «Имейте терпение, – подумал я, – придется вам обождать до поры до времени».
Вечером я вместе со всеми сидел за столом и прини мал участие в общем разговоре. Мы только что поужина ли, хозяин нацепил очки и взялся за газету. Вдруг под окном послышался кашель.
– Кажется, кто-то пришел, – сказал я.
Девушки переглянулись и вышли. Немного погодя они отворили дверь и ввели в дом двух молодых парней.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласила их хозяйка. Я сразу заподозрил, что эти парни – женихи хозяйских дочек и их позвали выпить за мой счет. Вот так де вицы из молодых, да ранние, одной всего восемнадцать, а другой – девятнадцать. Ладно же, раз такое дело, не будет им ни капли вина…
Мы разговаривали о погоде, о том, что теперь уж не приходится ждать теплых дней, только вот снег, к сожалению, может помешать осенней пахоте. Разговор шел вяло, и одна из девиц спросила, почему я такой скучный.
– Потому, что мне надо уходить, – отвечаю я. – В понедельник утром я буду уже в двух милях от сюда.
– Тогда не выпить ли нам на прощанье?
Кто-то фыркнул, и я понял, что это по моему адресу, – мол, я жадничаю и мне жалко вина. Но я просто-напросто знать не хотел этих девчонок, они меня нисколько не интересовали, в этом и было все дело.
– Выпить на прощанье? – сказал я. – У меня есть, правда, три бутылки вина, но я купил их на дорогу,
– Зачем же тебе тащить вино с собой целых две ми ли? – спросила одна под громкий смех. – Разве мало лавок по дороге?
– Фрекен забыла, что завтра воскресенье и все лав ки будут закрыты, – возразил я.
Смех умолк, но после того, как я высказался напря мик, они были на меня в обиде. Тогда я спросил у хо зяйки, сколько с меня причитается.
– Но к чему такая спешка? Утром успеется.
– Нет, мне надо торопиться. Я прожил у вас два дня, скажите, сколько с меня.
Она довольно долго раздумывала, а потом пошла посоветоваться с мужем.
Дело принимало долгий оборот, поэтому я поднялся н а чердак, уложил свой мешок и снес его вниз, к двери. Я совсем разобиделся и решил уйти нынче же вечером. Мне казалось, что так будет лучше всего.
Когда я вернулся к столу, Петтер сказал:
– Уж не собираешься ли ты уйти на ночь глядя?
– Да. Собираюсь.
– Но это же глупо, стоит ли обращать внимание на бабью болтовню!
– Господи, да не удерживай этого старикашку! – сказала ему сестра.
Наконец явился хозяин с хозяйкой.
– Ну, сколько же с меня?
– Гм… Да уж ладно, сколько дадите.
Мне было не по себе среди этих отвратительных людей, я вытащил из кармана бумажку, какая попалась под руку, и сунул ее хозяйке.
– Хватит с вас?
– Гм… Конечно, это не худо, но все же… А впрочем, пускай будет по-вашему.
– Сколько я вам дал?
– Пять крон.
– Что ж, это, пожалуй, маловато. И я снова полез за деньгами.
– Нет, мама, он уплатил десять, – вмешался Петтер. – Это слишком много, надо дать ему сдачи.
Старуха разжала руку, взглянула на деньги и сказа ла с удивлением:
– A х, право, я и не заметила, что это десятка! Я ведь даже не посмотрела. Раз так, большое спасибо.
Депутат смутился и стал рассказывать парням о том, что прочитал в сегодняшней газете: с одним человеком произошел несчастный случай, молотилка оторвала ему руку. Девицы притворялись, будто не замечают меня, но сидели надутые, и глаза у них горели, как у разъяренных кошек. Мне нечего было здесь делать.
– Прощайте! – сказал я.
Хозяйка проводила меня до двери и сказала ласково:
– Сделай милость, одолжи нам бутылку вина. Пра во, такая досада, у нас, как на грех, гости.
– Прощайте, – повторил я таким тоном, что она не посмела настаивать.
За спиной у меня был мешок, в руках – швейная ма шина; ноша была тяжелая, а дорогу развезло; но, несмотря на это, я шагал с легким сердцем. Конечно, вышла не приятная история, и я готов был признать, что поступил нехорошо. Нехорошо? Пустое! Ведь я же, можно сказать, учинил дознание и выяснил, что эти дрянные девчонки хотели за мой счет угостить своих женихов. Положим, это так. Но ведь я только потому и обиделся, что они уязви ли мою мужскую гордость: ведь пригласи они не этих парней, а каких-нибудь девушек, разве вино не потекло бы рекой? Еще как! И к тому же она назвала меня старикашкой. Но разве это не правда? Видно, я и впрямь уже стар, если обиделся, что мне предпочли ка кого-то мужика…
Ходьба утомила меня, и досада понемногу рассеялась, я бросил чинить дознание, я брел по дороге вот уже сколько часов со своей дурацкой ношей – тремя бутыл ками вина и швейной машиной. День был теплый, окрест ные хутора тонули в тумане, и только подойдя совсем близко, я мог видеть, горит ли в окнах свет, а тут еще собаки не давали мне пробраться на сеновал. Подкралась ночь, я изнемог и совсем упал духом, будущее представлялось мне в самом мрачном свете. И зачем только я выбросил на ветер такую кучу денег! Я решил продать швейную машину и выручить то, что за нее уплатил.