Под опущенным забралом

— Толя? Галя, куда девался Толя?!

— Пошел к Завадским, к Витьке.

Разгильдяева хотела возразить дочери, потому что сама только что пришла от Завадских и знала, что Толи у них нет, но спохватилась. «Неужели побежал спасать свою учительницу? Он, глупенький, так ее любит! И зачем Галя врет?! Заподозрят и впутают нас в историю…» Пригласив еще раз лейтенанта, внимательно за ней наблюдавшего, следовать за собой, она направилась черным ходом во двор.

В сарае лейтенант быстро обнаружил тайник. В нем были прокламации, воззвания и разведывательные данные. Причастность Соколовой к коммунистическому подполью уже не вызывала сомнений.

— Фрау Околова, от лица германский командования выражаю вам благодарность, — закивал обрадованно лейтенант. — Вот копия секретного приказа Кейтеля «Ночь и туман». — Лейтенант стал читать вслух, чуть коверкая русские слова:

— «Седьмого декабря тысяча девятьсот сорок первого года. Разрешается тайная депортацион гражданских лиц — участникоф сопротифления с оккупированных территорий ф Германию для расправы над ними ф концлагерях: Ерсте. Политические деятели и руководители (комиссары) подлежат ликфидации. Цвайте. Если они будут захвачены ф плен армией, то любой официир, имеющий прафо дисциплинарного наказания, долшен прийнять решение о ликвидацион данного лица. Дритте. Политический комиссар не признается фоеннопленным и подлежит ликвидацион…»

Околов стоял рядом с женой и слушал лейтенанта. Тот, перебирая кипу бумаг, опять начал зачитывать вслух:

— Фот копия указа рейхминистер по делам оккупированных фосточных областей Розенберга: «Двадцать третьего афгуста тысяча девятьсот сорок перфого года. Предписывается карать смертной казнию кашдого софетского чеайвека, не согласного с нофым порядком… Богатстфо софетской страны и личное достояний грашдан объяфляется германский собстфенность…» Где партизанка Соколофа взяла этот документ, господин Околоф? Ф фашем сейфе?

— Нет, нет, — заторопился Георгий Сергеевич, — это не из моего сейфа! У меня таких документов никогда не было…

— Я-а, данке шён, спасибо, — вежливо кивнул головой немец, — фот отчет группенфюрера СС фон Бах-Зелефского о дейстфиях оператифных эйнзацгрупп А, Б, С, Д.

«Эйнзацгруппы делятся на зондеркоманды и состоят из профессиональный убийц…» Ай-ай-ай, — лейтенант опять посмотрел на Околова. — Где партизанка выкрала такой отчет? Фи не знаете, господин Околоф? Тут еще копия сфешего донесений группенфюрер СС Наумана об уничтожении ф город Смоленске с апреля по пятнадцатое ноября тысяча девятьсот сорок фторого год одной тысячи восьмисот восемнадцать коммунистоф, а фот сфодка о катастроф немецких войск под Сталинград… Вот еще приказ Сталина от пятого сентября сорок второго года «О задачах партизанского дфижения». Как фсе оказалось ф фашем доме, господин Околоф?

— Не в доме, а в сарае, — хмуро поправил Околов.

— Гут, гут. Мне этих материалоф достаточно.

Разгильдяева стояла на пороге широко распахнутой двери сарая и, принуждая себя улыбаться немцу, думала: «Слава богу, кажется, пронесло! — И тут же вспомнила о сыне: — Ой, где же Толик?» Но произнесла другое:

— Мы всегда во всем готовы помочь Третьему рейху. — В отличие от Околова она плохо говорила по-немецки. — Мы не прятали этих документов…

2

Выбежав из дома, Толя шмыгнул незаметно во двор, подскочил к забору соседнего двора, отодвинул доску, протиснулся сквозь узкое отверстие и, убедившись, что кругом никого нет, направился к калитке; выйдя на улицу, пустился со всех ног в сторону центра, откуда, по его мнению, должна была идти Елизавета Николаевна.

Промчавшись квартала три, Толя, запыхавшись, остановился и беспомощно огляделся: учительницы нигде не было видно.

«Подожду в сквере, подойдет, куда ей деться?» Он спрятался за дерево и стал наблюдать. Темнело, вечер переходил в ночь. Шел мокрый снег. Мучительно долго текли минуты. Чтоб не так мерзли ноги, он топтался на месте. Когда стало совсем невтерпеж, вдали показалась женщина в знакомом пальто и берете.

— Елизавета Николаевна! — кинулся он к ней. — Нельзя вам домой, к нам немцы за вами пришли!

— Тише, Толя, не кричи так, — вздрогнув и оглянувшись по сторонам, спокойно предупредила она. — Давай отойдем в сторонку, расскажи толком, что там случилось?

Все еще волнуясь, он сбивчиво передал, как приехали гестаповцы, как они колотили сапогами в дверь и как офицер произнес: «Их хабе ейн бефел ире гувернанте Соколофу ин гестапо беглейтен!».

— Ну а я сказал Гальке, что иду к Завадским, и бегом к вам навстречу. Мамы не было дома. А фриц крикнул что-то мне вслед… — Глаза мальчика сердито сверкнули.

— Ты будешь настоящим человеком! — подавляя волнение, Елизавета Николаевна потрепала его по щеке. — Ты смел, а смелость — это величайшее достоинство. — Она торопливо обняла Толю, а он прижался к ней, растроганный, и прошептал:

— Я клянусь… Я ненавижу фашистов!