Под опущенным забралом

— Немцам пора бы уже сворачивать, а не расширять производство. Медные лбы. К зиме в Югославии, поверь, ни одного фрица не останется!

— А там немец повесил объявление: «Приглашаются на работу в цех квалифицированные…» Повыгонял жильцов из дома, где находится фирма…

Граков поднялся к себе. В комнате все стояло на своих местах. Квадрат солнечного света, ворвавшийся из окна, горел ярким белым пятном на покрытом полотном мольберте и захватывал часть крашеного стола. Раздвинув полотно, Граков всматривался в изображенного на холсте ребенка, который, широко открыв полные любопытства глаза, весело улыбался и протягивал ручки, словно хотел что-то схватить. Мальчик сидел на коленях у женщины, обозначенной лишь контурами. Вырисованы были только руки, живые, любящие, теплые…

Картину он перестал писать еще полгода назад. Натурщицей была Зорица с ее сыном. И сейчас ему вдруг захотелось взяться за кисть и краски.

«Улыбка, как и глаза, зеркало души интеллекта. Перед великими мастерами, создавшими своих мадонн с младенцами на руках, возникал вопрос: каким был Христос в младенчестве? Обычным ребенком или богочеловеком? Как совместить несовместимое?! Изобразить наивно детские и всезнающие глаза, прозорливо устремленные в будущее?… А что делать со ртом? Если изобразить улыбающимся, то чему дитя улыбается? Маленький несмышленыш, удивленно, с любопытством глядящий на мать или все его окружающее… И значит, он ничего еще не знает?! Удивление — начало всех начал, эмоция, порождающая ощущение и чувства, дар природы… Но как изобразить в улыбке всезнающего младенца-бога удивление?!» Граков схватил кисть, выдавил на палитру из нескольких тюбиков краски, смешал их и стал быстро наносить мазки на холст. Он так увлекся, что даже не услышал, как в комнату вошли Хованский и Черемисов и, став у порога, наблюдали, как на холсте менялось выражение лица младенца, в котором они узнали маленького Иванчика, сына Зорины и Аркадия.

— Пишет нашу мадонну! — шепнул Алексей Алексеевич.

— Карамба! — восхищенно проворчал Черемисов.

Граков бросил кисть и, еще весь во власти своего творческого экстаза, уставился на вошедших. Придя в себя, он тут же задернул полотном холст и кинулся обнимать Хованского. Потом бросился к чемодану и извлек «гостинцы».

— Успеешь! Сначала новости! — ласково остановил Хованский, усаживаясь за стол. — Расскажи подробно берлинскую обстановку.

— «Солидаристы» попали между жерновами двух противоборствующих группировок внутри РСХА — Вольфа и Эбелинга, задумавшего сделать на этом карьеру! — начал Граков. — Позиция предателя Власова трусливо-выжидательная. — И подробно остановился на разговоре с шефом русского отдела «Комет».

— Как известно, — заговорил Хованский, — в январе 1943 года Гитлер сделал своего земляка Кальтенбруннера заместителем Гиммлера, дав ему пост высшего полицейского чиновника Третьего рейха, вверив ему Главное управление имперской безопасности. В состав РСХА входили и гестапо, и СД, и уголовная полиция, и военная разведка. С тех пор еще больше обострилась борьба в руководстве карательных органов двух враждующих партий — берлинской и австрийской. Гиммлер и Кальтенбруннер, руководствуясь заветом фюрера: «Совесть — химера, избавиться от которой чем скорей, тем лучше», — ищут контакты с американцами, пуская в ход один козырь — жизнь заключенных в обмен на жизнь эсэсовской элиты.

— Сволочи! — не выдержал Черемисов. — Разбойники!

— Подобные контакты при жизни фюрера и его окружения чреваты; и Гиммлер, и Кальтенбруннер тщательно скрывают эти переговоры, зорко следят друг за другом, чтобы опередить соперника, а в случае чего подложить ему мину. И, конечно, если им станет известно о тайном совещании энтээсовского совета и о попытке исполбюро НТС сговориться с англичанами и американцами перед крахом рейха, они велят арестовать всю их банду, и у Майковского окажется в руках богатый материал, с которым, правда, не так-то легко ему будет разобраться. Запутает сложнейшая эмигрантская кухня, о которой ни Эбелинг, ни Майковский не имеют понятия. Все эти противоборствующие организации, союзы, братства, объединения, их связи с деловыми и политическими кругами, с инразведками и, наконец, их деятельность в Советском Союзе и других странах…

— Майковский мне намекал, что получил разрешение Эбелинга и пригласит меня в качестве консультанта, — похвалился Граков.

— Нас особо интересует деятельность «Зондерштаба Р» — святая святых НТС. И прежде всего — досье энтээсовцев, переброшенных в Советский Союз, их явки, шифры и тому подобное…

— Мне удалось купить в Берлине великолепный минифотоаппарат, помещается за бортом пиджака. Важнейшие документы постараюсь переснять. В Берлин вместе с Эбелингом приехала семья Шитцов — Николай и Татьяна. Они тоже, наверное, будут привлечены к разбору архивов. — Граков принялся набивать свою трубку табаком. — Татьяну вы знаете?

— Она по уши была влюблена в нашего Олега! — щелкнул пальцами Черемисов. — Да и он вроде не давал промаха… Кстати, как он там?

Граков улыбнулся.