Дневник Маймы
Единственные и неповторимые!
Я смерила взглядом последнего тики. Змеиные глазки по-прежнему были прищурены, все такие же холодные и недобрые, а все двадцать пальцев продолжали вечной хваткой душить пойманного птенца.
Тики надеялся произвести на меня впечатление? Тонкие покрывала тумана наползали с вершин на лес, мне показалось, что мои слова затерялись в этой мгле. Я заговорила громче:
— Гордишься собой? И что ты мне ответишь? Что так сложилось, что это твоя мана — смерть, что она тоже должна передаваться, что в нас есть не только любовь, но и жестокость? Что это не твоя вина? Что ты отвечаешь за это не больше, чем твой каменный сосед с перьями — за талант Элоизы? Клем несла в себе эту жестокость, но ей надо было приехать сюда и встретиться с тобой, чтобы эти неосознанные влечения проявились?
Я выдержала его взгляд — пусть не надеется загипнотизировать меня своими глазами рептилии! Но из осторожности на шаг отступила.
— Только не думай, что это и на меня подействует! И вообще я пришла не к тебе. Я хочу поговорить с Клем.
Я готова была поклясться, что глаза тики блеснули. Просто осколок кварца в вулканической породе?
— Так вот, Клем, это Серван мне такое предложила. Думаю, ее мана — это мана стервятника, а не смерти, мана того, кто появляется сразу после, понимаешь, что я имею в виду? Похоже, стервятники — самое полезное звено всей пищевой цепочки, во всяком случае, так она мне объяснила, они единственные, кто никогда никого не убивает, чтобы прокормиться. Перехожу к предложению Серван Астин. Признаюсь, я еще раньше об этом подумала… Может, во мне тоже есть немного крови гиены.
Я вытащила из рюкзака тяжелую пачку бумаги.
— Если читать, как это сделала я, ваши пять океанских бутылок одну за другой, они складываются в любопытную историю. Особенно если между вашими главами каждый раз вставлять мой дневник — рассказ о моем расследовании, час за часом, иногда дополняя его тем, что происходит в голове капитана. Серван готова это издать, она заверила меня, что именно этого хотел бы Пьер-Ив, а может, так и было запланировано с самого начала: чтобы каждая рассказывала о своих чувствах, своих впечатлениях, минута за минутой, потому что ему требовались пять разных растений, пять ароматов, если хочешь, пять срезанных цветков, чтобы составить свой букет. Изваять пять тики было единственным способом собрать в одной книге несколько ман. Чтобы создать совершенное произведение. Видишь ли, ПИФ книги любил так же, как любил женщин. Одной красоты, одного таланта ему было недостаточно. Похоже, идеал — всегда химера.
Я дала Клем время подумать. Химера? Откровенно говоря, на что нам сдались идеалы и химеры? Понизив голос, прошептала в каменное ухо:
— Нам ведь до этого дела нет? Мы прекрасно знаем, что мы — единственные и неповторимые? Не совершенные, но неповторимые!
Я потопталась на месте, шажок вправо, шажок влево, отыскивая наилучшее положение, для того чтобы солнце между полосами тумана блеснуло у меня за плечом и во взгляде тики снова замерцали звезды.
— Если коротко, это можно было бы назвать «Под опасным солнцем» и начать, само собой, с твоего рассказа. Ты станешь самой знаменитой психопаткой в истории литературы. Отличная работа, Клем!
Полинезийский словарик